Царственный паяц
Шрифт:
утром, впивая его красоту до болезненности полно и остро, и не знать, как прожить
зачинающийся дивный день, что есть, чтобы мочь ощущать последовательную красоту
дневных часов и оранжевого повечерья, - ведь это так обидно до слез, так нелепо и
оскорбительно для поэта, о, дорогая моя! Тем более, что для поэта, — я подчеркиваю:
для поэта именно, а не для писателя, — так действительно немного нужно, чтобы быть
сытым, и, следов<атель- но>, безоблачным.
весь день с семьею! И как страшно, когда и ее нет, и неоткуда ее взять, тем более что в
столе много рукописей для издания, в горле — голоса для эстрады, в груди —
вдохновения для творчества! И все тщетно, ибо ничего никому в это гнусное
реалистическое время не нужно. Теперь, когда современная, с позволения сказать,
цивилизация воздвигла вертикальную кроватку БЫгшш и РокБ^оИ’а, есть ли людям
86
надобность в чистой лирике и есть ли людям дело до лирических поэтов — как они
живут, могут ли они вообще жить. Положение же мое ухудшилось за последнее время
— все лето — по той причине, что ревельская газета «Последние известия», дававшая
мне прожиточный ежемесячный минимум, просто-напросто умирает от худосочия и не
в состоянии впредь давать мне даже тех грошей, на какие мы кое-как перебивались.
Другие же эмигрантские газеты дают так мало, что хватает лишь на неделю в месяце, и
это в лучшем случае. Никакими же побочными способами я заработать не могу, ибо
болен теперь окончательно: постоянные головокружения от плохого питания, ночные
изнурительные поты, хронический кашель, лихорадка и одышка после ведра - одного
ведра!
– воды.
Что же, сознаемся без страха: близка, очевидно, гибель, т. к. нет ЩЩЩих доходов,
в долг же брать не у кого. И без того должен всем и каждому, больше не у кого брать.
Да, надвигается гибель. Вы прислали мне все, что могли, - я благодарю Вас, благодарю.
Конечно, если бы вы могли посылать мне ежемесячно 20-30 крон, я был бы спасен. Но
Для Вас это трудно, и я не вправе ни просить их у Вас, ни пользоваться ими. Ревельская
же местная русская колония настолько бессердечна, Хотя и весьма денежна, что зимою
еще уморила с голоду Крыжанов-
скую-Рочестер. Когда писательница умерла, у нее не было... рубашки, и для гроба
дала рубашку эстонская крестьянка. Запомните этот случай: он характерен и весьма
показателен.
Так вот, в результате я сижу в курной избушке, — часто без хлеба, на одном
картофеле, - наступают холода, дров нет, нет и кредита, и пишу Вам. Я хочу сказать раз
и навсегда: не оттого я редко пишу Вам, что мне не хочется, - мне не хочется
расстраивать
мне не удастся лгать и не хочется. Я и стихов-то полгода писать не могу. Спасибо Вам
за все сердечное. Пишите иногда, - мне приятны Ваши письма. У меня же и на марку
часто нет. Асю поцелуйте милого. И сама Вы — милая и хорошая для меня всегда. И
знаете: такая нужда, а злобы нет ни к кому. Уж такова, видно, душа поэта. Жена Вам
очень кланяется, благодарит за все доброе. Ручки Ваши целую.
Ваш Игорь
43
8
марта 1928 г. ТоПа, 8.III.1928 г.
Дорогая Августа Дмитриевна!
Чрезвычайно рад Вашему отклику, — спасибо за постоянное расположение. Я его
очень ценю в людях, и это - редкость. Два дня назад я только что вернулся из Варшавы,
Вильно и Двинска, где давал концерты. Пробыл всего в отсутствии полтора месяца.
Время шло упоительно. В окт<ябре> ездил в Ригу и Двинск на три недели. Сообщите,
давно ли Вы и надолго ли в Берлине. Вообще жажду знать все о Вас. Фелисса
Мих<айловна> и я приветствуем Вас искренне. Настроенье бодрое. Близость весны
остро ощущается. Видитесь ли с Костановым? Целую Ваши ручки. Сколько времени
ничего не знать о Вас! Пишите же, не откладывая: старые друзья верны Вам. Всегда.
Даже, когда не пишут годами!..
Игорь
5 февраля 1929 г.
Дорогая Августа Дмитриевна,
не посетуйте на меня, что до сих пор не удосужился ответить Вам на все ваши
письма: причин много, и все они, прошу верить, уважительны. Одно скажу: никогда не
переставал помнить вас, желать с Вами встретиться, и этим я прав. Прежде всего
разрешите поздравить Вас, что вам удалось найти близкого человека. Это тем более
ценно, что люди с каждым днем все более отдаляются друг от друга, уготовляя себе
87
какой-то новый Вавилон. Я сердечно рад за Вас: это - редкость. Я думал повидаться с
Вами в эту зиму проездом в Париж, куда мы хотели с женою попасть к 27 янв<аря> - к
открытию сезона Русской оперы Кузнецовой-Масснэ. Но грипп нарушил все наши
планы, ибо он повсеместен. Поэтому ни во Францию, ни в Литву мы не поедем до
будущего года, теперь же, в ближайшие недели, побываем лишь в Риге и Двинске, где
мне предложено дать несколько вечеров и где я не был с ноября прошлого года.
Прошлую зиму (январь-февраль) мы провели в Варшаве и Вильно, имея ряд вечеров.