Царствие Хаоса (сборник)
Шрифт:
Наима не собиралась идти по Сорок шестому шоссе к Лост-хиллс, хотела только добраться до следующего дорожного знака – одного из приспособлений прежней жизни, исправно служивших до сих пор, и свернуть к городку в десяти милях к востоку, но вместо этого пошла вслед за мужчиной. Я ненадолго, сказала она себе. Не успею промочить ноги и проголодаться.
Наима шла за ним три дня.
Она не тратила энергию на поиск топлива или еды в остовах автомобилей, припаркованных по обочинам под странными углами, хотя у многих из них в замках торчали ключи зажигания. Слишком поздно, ничего ей не обломится. Автомобили служили укрытием. Например, от дождя. Или
Автомобили на Сорок шестом шоссе не были раскурочены, как в Бейкерсфилде, словно молчаливые свидетели беспорядков и грабежей. На какое-то время громить автомобили стало любимым национальным спортом. Ей самой пришлось угнать машину, чтобы выбраться из этого ада. С вывихнутой лодыжкой и толпой на хвосте она куда больше нуждалась в автомобиле, чем тот пьяница с угреватым лицом, который спал, прислонившись к колесу. На Сорок шестом шоссе нетронутые машины стояли у дороги, все как одна цвета погребальной пыли.
Сейчас Наиме не помешал бы ее красный велосипед фирмы «Швинн», но за день до того, как она заметила на дороге мужчину, ее угораздило налететь на камень – чертов булыжник оказался прямо под колесами. Ей повезло, что пострадал только локоть, но велосипед, похоже, накрылся. Бесполезная железяка. Она не позволяла себе раскисать, но, черт подери, до чего же обидно! К тому же путник, предмет ежедневных забот Наимы, не давал ей глазеть по сторонам, высматривая фермы и их благонамеренных обитателей. Слишком рискованно. Наима боялась его потерять, поэтому упрямо шла вперед, преследуя свонго призрака.
Она воображала, как они разговорятся. Расскажут о себе, научат друг друга тому малому, что знают. Они обязательно что-нибудь замутят вместе. Возможно, он признается, почему оказался на Сорок шестом шоссе, что за радиоволна или неотложное дело позвали его в путь. Последние три месяца Наима слышала в радиоприемнике только шипение. Какой смысл тащиться в такую даль, если не ради какой-то цели?
Каждое утро она просыпалась в укрытии: под стволом, в брошенном, но не ставшем чьей-то могилой автомобиле, в расщелине под кабиной фуры, запертой неизвестно кем и припаркованной в десяти ярдах от дороги, словно кит, выброшенный на сушу, и гадала, как далеко ушел тот человек. Брел ли всю ночь, чтобы поутру до смерти испугать ее. Нашел ли машину, певшую ему любовную песнь, пока он оглаживал ее и поворачивал ключ в замке зажигания.
Тем не менее каждый день она находила признаки того, что он еще с ней. Путник шел далеко впереди, временами исчезая из виду. И всякий раз, когда он снова показывался на горизонте, у Наимы потели ладони.
Он оставлял за собой след из фантиков. В основном от шоколадных батончиков. «Сникерс», «Твикс», «Олмонд джой» (последние – ее любимые, от вида фантиков в животе у Наимы начинало урчать). Рацион Наимы был не менее однообразным, но куда более унылым – горсти обезьяньего корма, который она нашла в ветеринарной клинике на окраине Бейкерсфилда. Рюкзак доверху заполняли коричневые кругляши. Наима называла их мячиками, как в компьютерной игре Super Monkey Ball. Почти безвкусные, зато можно есть на ходу, и куда легче консервных банок.
На третий день, когда горизонт опустел и душа снова ушла в пятки, взгляд Наимы привлек вскрытый пакетик лакричных конфет «Твиззлерс» на дороге, шесть целых палочек. Кажется, свежих. На обертке ощущались следы его пальцев. Размякшие на солнце конфеты плавились на языке. Ей стало так хорошо, что из глаз потекли слезы счастья. Рискуя отстать, Наима не трогалась с места, пока сладость затопляла сухой рот, обволакивала гортань. Она успела отвыкнуть от эмоций.
Наима тихо оплакивала тягучий оранжевый закат, диких лошадей в поле, предоставленных сами себе. Она гадала, не пытается ли путник заигрывать с ней, своего рода новый любовный ритуал среди выживших, пока не наткнулась на алую конфетку, которую он выплюнул. Так вот оно что: фанат «Ред вайнз», выходит, «Твиззлерс» ему не по вкусу. Ничего, она переживет. Вместе им все нипочем.
К полудню того же дня она снова заметила его длинную тень, маячившую всего в полумиле. Немного ускорить шаг – и она догонит его, но от мысли, что придется бежать, ее чуть не вырвало. Желудок не одобрил конфетного пиршества.
И она продолжила идти.
Мимо большого деревянного щита – размером чуть поменьше рекламного. Поравнявшись с ним, Наима прочла ликующую надпись: «Ярмарка на обочине!!! С 1 по 30 июня! Всего в двух милях!»
Ниже были нарисованы свинки с синими ленточками, улыбающийся хот-дог и чертово колесо. Что за тупое название! Она поклялась, что, когда придет время давать новые имена, они с тем мужчиной на дороге не ударят в грязь лицом. Чем плоха Радужная ярмарка? Или обочина Радужной дороги? Названия под стать цветам на щите.
И только на расстоянии вытянутой руки она заметила три потрепанные листовки, пришпиленные справа: СПАСАТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР.
На бумажках красовался знак Красного Креста.
Красного дерьма. Красной смерти. Красной утраты.
Наиме хотелось разрыдаться и расхохотаться в одно и то же время. Ноги подогнулись. Стало жарче на десяток градусов, солнце сжигало кожу на затылке.
– Должно быть, ты шутишь, – сказала она.
Человек на дороге ее не слышал.
Наима сложила ладони рупором.
– Неужели ты еще веришь в вакцину?
Болван.
Последнее слово она произнесла про себя. Не хотела грубить. Им нельзя ссориться.
Он не остановился, лишь сварливо, по-стариковски, отмахнулся. Связь установлена! Честность – лучшая политика в мире, где правит трехсуточный грипп, и Наима расскажет ему все.
Лагеря – это просто большие чашки Петри. Проще всего подхватить заразу в лагере для эвакуированных! Было, было проще. Прости, что сообщаю плохие новости, но здесь больше нет спасательного центра!
Десять месяцев назад она и сама верила, что там ей помогут. Верила, что вместе они исцелятся. Тогда, на совместной пресс-конференции Всемирной организации здравоохранения и Центра контроля заболеваний, где лучшие умы толковали о вакцине, способной уберечь от распространения заразы, она впервые услышала термин: коллективный иммунитет.
На деле оказалось, что никакой вакцины нет и в помине, а словосочетание «коллективный иммунитет» – чистый оксюморон.
Выжили только те, кто обладал иммунитетом естественным. С июня только они, бродившие среди хаоса, избегая любых контактов из опасений нарваться на гнев озверевшей толпы, попадались Наиме на глаза. Она ушла из Бейкерсфилда, где здоровые чувствовали себя предателями человеческой расы. Она видела радость на лице умирающей старухи, топором раскроившей череп медсестре, которая протянула ей стакан воды. Никаких добрых дел. За три месяца мужчина на дороге был единственным живым человеком, которого она встретила.