Царствие Снегиря
Шрифт:
Много дали и американского барахла, так автоматы "томми-ган" никто брать не хотел, хотя тыловое начальство в виде интенданта второго ранга Рабиновича бегало и брызгало слюнями: "берите, берите, что я назад эти автоматы повезу что ли"? А на фига их брать, если даже при минус двадцати они очередью не стреляют, а бьют только одиночными? А что будет при минус сорока?
Но все ж Америка лично до Кольки добралась! И не только в виде консервированного сала "Лярд", что выдали им сухим пайком и под которое они с капитаном Мыльниковым уже с утреца принимали в его
Он сходил с этим "кольтом" пару раз в лес, спалил пол-коробки патронов центрального боя фирмы "ремингтон", и решил, что за неимением лучшего – сойдет.
Так себе – пестик! Однако лично у интенданта второго ранга Рабиновича получил для себя еще и автомат ППШ. Так надежнее. Кобуру отдал своему ординарцу, а "кольта" стал носить в кармане ватных штанов.
Через Волгу переходили по льду. Ночью. Темень была воистину Египетская, хотя этого Египта Колька никогда и не видал. Днем переправу утюжили и артиллерия, и юнкерсы из группы майора Руделя. Но ночью, палила разве что только одна их артиллерия. А это было уже наполовину менее опасно.
И тем не менее, пятерых узбеков со всеми их винтовками и одним ручником – Колька потерял. Провалились они в полынью и колом на дно. Взводному – этому летчику недоделанному без вестибулярного аппарата, Колька просто не сдержался и врезал по харе. Правда все честь-честью, не на людях, а как выбрались на берег, да залезли в какой то бесконечно длинный подвал, что случился в руинах совершенно зловещего с переплетенными от чудовищных взрывов трубами и арматурой цеха знаменитого Сталинградского тракторного. Тогда Колька завел своих лейтех в темный угол для разбора полетов и дал этому "соколу" ясному. А другим сказал, что если на каждом переходе до позиции они станут терять по пять солдат, то на передовой он их самих тут же "потеряет" за полной уже ненадобностью.
Попали они в самое пекло. Одних только горелых немецких танков, Колька утром сразу насчитал двенадцать штук.
– Справа от вас в трехстах метрах в литейном цеху стоит батальон Сто шестьдесят второй дивизии. Он тут уже два месяца. И от штатного состава имеет теперь меньше трети. Остальные либо здесь в земле – либо за Волгой в медсанбатах, – говорил пожилой усталого вида майор, тыча в совершенно не нужную и нелепую здесь карту.
Не нужную от того, что в столь небольшом пространстве, всю позицию можно было элементарно окинуть взглядом… Кабы не немецкие минометы и если бы не фашистские снайпера…
– А слева штрафники. Держите ухо востро! Но кстати, воюют они ничего. Кровью, сами понимаете, смыть желают.
Колька переглянулся с капитаном Мыльниковым и тот улыбнулся, проведя ребром ладони под подбородком, что означало: "сейчас этот дурень-майор
Однако, идти принимать по сто-пятьдесят не довелось. Всем ротным комбат приказал немедленно отправиться в подразделения, занимать позиции, оборудовать опорные пункты, огневые точки, организовывать наблюдение и связь.
Когда Николай пришел… Вообще, понятие "придти" здесь имело свой специфический смысл – где прополз на брюхе метров сорок-пятьдесят, где пробежал бысто-быстро – авось не подстрелят, да мину не кинут, а где согнувшись в три погибели на карачках по траншейке или по подвалу…
Ну, так или иначе – пришел к себе… К себе… У себя – это значит в продуваемом отовсюду подвале с пробитым в нескольких местах перекрытием. Бомбами, наверное, потому как мина немецкая, даже из реактивного миномета такое перекрытие не пробьет. В общем "у себя", это на битом кирпиче и на битом бетоне среди скрученной арматуры и под открытым небом.
Взводные, которые придурошный и интеллигент в очках – жгли костерок в старой железной бочке, сидели грелись, а тот что летчик недоделанный – тот спал сидя, прислонившись к стене… Во, нервы! Даром, что "сокол" недобитый.
У них были гости.
– Товарищ лейтенант, – обратился к Кольке взводный который интеллигент в очках, – к нам соседи пришли, знакомиться, вместе воевать будем, они как бы опытом поделиться хотят – больше месяца здесь стоят.
Колька посмотрел на гостей и обомлел.
Одинцов! Капитан Одинцов. В солдатском ватнике, с немецким автоматом, с парой немецких гранат, заткнутых за ремень…
– Капитан Одинцов? – вырвалось у Кольки.
– Вы ошиблись, товарищ лейтенант, рядовой Одинцов, – спокойно ответил гость, – я к вашим взводным пришел опасные места показать, где мины, где фриц пулеметом пристрелял, откуда снайпер у них бьет…
– Да, товарищ лейтенант, ребята соседи наши, они тут все уже знают, – начал было второй взводный, который придурошный, но Колька его оборвал.
– Хорош базарить, Одинцов, вы идите к себе в роту, а у нас своя задача.
– Зря вы так, товарищ лейтенант, – сказал очкастый, когда Одинцов со своим товарищем уползли в какой то только им ведомый пролом в стене.
– А вы что, его знали раньше, – спросил придурошный.
– Знал,- процедил сквозь зубы Жаробин и вынув из – за пазухи бинокль, принялся нервно изнанкой подола протирать трофейные цейсовские стекла.
У-у-у-у – БУМ, у-у-у-у – БУМ, полетели с немецкой стороны мины и начали ложиться где-то совсем рядом с проломом в потолке.
– А-ну, гаси костер, – прикрикнул на своих Николай,- фрицы по дыму миномет целят!
И вообще, к людям – к людям в траншеи давай…
– Вот еще не хватало! Одинцов…
Жаробин достал из кармана ватных штанов "кольт", передернул затворную раму, послав патрон в ствол, и не ставя пистолет на предохранитель, придерживая курок большим пальцем, потихоньку спустил его нажав на спуск…
– Вот еще не хватало, Одинцов! Как все же тесен мир, – Жаробин сунул пистолет обратно в карман и на карачках по битому кирпичу и бетону через пролом в стене пополз в траншею.
–