Царствие Снегиря
Шрифт:
– И я, – ответил ей Олег.
9.
– Ну и что, что вы хотите в Прагу, нам то до этого какое дело? Президент приказал призывать женщин, и мы их призываем в армию и милицию, а не путевки в дома отдыха раздаем! Мы не туристическое агентство, в конце – концов. Эта пришла – ей в Прагу надо в дивизию "Петр Великий", другая придет – ей в Париж приспичит, а там, между прочим, германская зона…
Марина сидела напротив пожилой майорши, одетой в мятый китель, неопрятно
– Ну пожа-а-а-алуйста, ну что вам стоит, – продолжала канючить Марина своим писклявым голоском.
– А что у тебя в Праге то, что тянет? – поинтересовалась наконец жирная майорша.
– Мужчина там, любовник… бывший… – Марина подумала, и решила соврать, чтоб баба эта толстая не позавидовала ее женскому счастью – ее то жир-трест – видать никто не любит, – бросил меня любовник, а теперь он, я точно знаю, в питерской дивизии – "Петр Великий".
– Бро-о-о-осил!? – задумалась майорша, – это нехорошо. А кто он? Может я справки наведу?
– А можно не говорить? Я стесняюсь, – Марина испугалась, что назови она Олега, ее тогда точно туда никогда не пошлют, – побоятся за своего большого начальника.
– Ладно, – напишу я тебе направление в Чехию. Есть там учебный центр по подготовке сержантов, куда теперь и нашу сестру берут. Полетишь завтра бортом военно-транспортной с Пушкинского аэродрома… Может и найдешь там любовника своего. Да он, поди там чешку какую-нибудь уже приголубил, а то и двух, – и толстая заржала вдруг, словно лошадь, сотрясаясь всеми складками своего жирного организма.
Камуфляжные брюки и ти-шортка Маринке очень понравились. Несколько меньше понравился ей китель "фельдграу" с триколором над прямокрылым орлом на левом рукаве… Но еще меньше понравилось ей отжиматься от пола, упираясь ладошками в шершавые половицы. А сержант Ксеня Чернышова, или если по правилам, – унтершарфюрер Шварц, та каждые два часа укладывала их взвод ничком и начинала свои измывательства. Правда, справедливости ради следовало отметить, что и сама вставала "на кулачки" и ловко без видимых усилий раскачивала свое стройное тельце вверх и вниз, к полу и от него. А Маринка – раз, два и плюх животом на пол. Слабовата пока еще.
Занятия в школе с подъема до отбоя. Нарядов на работы не бывает – обслуга на кухне и в казармах – местная из чехов.
– Мы – нация господ, – поучает Маринку и еще две дюжины ее товарок сержант Ксеня Чернышова – унтершар… если по правилам…
– Взвод! В столовую, бегом, марш!
И Маринка бежит. Уже две недели только и делает, что все бежит да бежит. А в казарме в сержантском классе на стенде фотка Олежки в форме. Он –
Так что – скоро увидимся, дорогой!
10.
– А, здравствуйте, уважаемый… Олег, как вас, простите, по батюшке?
– Владимирович…
– Да, да, вы уж извините…
– Ничего-ничего, что вы!
Гумилев присел на краешке скамьи и огляделся по сторонам.
– А ничего, довольно мило тут у вас.
– Ну, уж… – Олег смутился, и как ему показалось – покраснел.
– А что, совсем недурно, тут у вас и река и лес… Откуда взяли ландшафт?
Средняя Россия-матушка? Курск, Тамбовщина?
– Да нет, Лев Николаевич, это Подмосковье. По Киевской дороге пятидесятый километр – деревня Рассудово. Там в детстве я летом всегда…
– Резвились!
– Да, именно.
Гумилев сел, подхватив колено сложенными в замок руками и принялся молча смотреть в виртуальную даль смоделированной в шаре частички его Олегова детства.
– Странно это.
Если еще не перейдена грань и не залапана, и не стерта совсем эта категория оценки происходящего… Странно! Разве можно в этой ситуации подходить к событиям с прежними, земными мерками эмоционального восприятия?
Вот нынче к нему в шар… Прямо в шар явился Лев Николаевич Гумилев.
– Странно, говорите?
– Да я теперь понимаю, зайти ко мне в шар, в вашем мире – это все равно, как посетить мой сайт в сети…
– М-м-м… мда! Примерно тоже! Хотя…
– Так вам понравился интерьер моего шара?
– Шара? Мы так не говорим… А вообще, многие и не делают никакого, как вы изволили выразиться – "интерьера"… Вот бесконечно уважаемый мною Василий Розанов, он совершеннейшим образом равнодушен ко всякому и даже, как вы теперь изволите выражаться, виртуальному антуражу.
– Лев Николаевич!
– Да, любезнейший, весь вам внемлю самым покорным образом…
– Лев Николаевич, скажите, куда ушла вся пассионарность русских?
– Да не ушла никуда. Вы мои книжки, батенька, внимательно читали? Заснула пассионарность. До поры. Вы же видите, вот китайцы теперь – на большом подъеме!
А что, разве молодая нация? Им – их цивилизации две с половиной тысячи лет! А пассионарность никуда не исчезла. Но были и у них спады. Вспомните многовековые периоды раздробленности и национального унижения. Так и у нас. Видите ли, пассионарность – это как биоритм. Есть подъем, а есть и спад. А за ним снова подъем.
– А еще скажите, разве можно заставить народ насилу стать победителем вселенной?
– Если он того не хочет, так?
– Именно так, Лев Николаевич.
– Ну вы же вот делаете теперь такой эксперимент!
– А вы по этому поводу ко мне пришли?
– Отчасти и по этому.
– Так что же делать, Лев Николаевич? Они, по моему не очень то и стремятся властвовать над миром.
– Так в том то и беда, когда за пульт эксперимента садится человек, весьма удаленный от теоретических познаний, даже в самой их скромной сумме.