Царство черной обезьяны
Шрифт:
Я ногой подкатила к себе окровавленное орудие экзекуции и вытащила из кармана мобильный телефон. Так, кнопка быстрого набора, ну, снимите же трубку!
– Алло, Сергей Львович, миленький, срочно пришлите кого-нибудь, мне нужна помощь!
– Ты где? – Деда Сережа мгновенно превратился в генерала Левандовского. Расспрашивать и вваливать он будет потом, когда вытащит меня из очередной передряги.
– За городом, помните адрес детского центра «Наше будущее» из того списка, что вы мне давали?
– Да.
– Рядом
– Понял. Сколько продержишься? – Никаких тебе «А что ты там делаешь? Как туда попала?». Генерал меня слишком хорошо знает, а уж моя способность находить неприятности там, где их по определению быть не должно, доставила Сергею Львовичу немало «приятных» минут.
– Не знаю.
– Пистолет с собой?
– Да.
– Жди, постараюсь побыстрее.
– Эй… Ты кому звонила? – слегка обалдевший от такой наглости шибздик хотел приблизиться, но опережавшие хозяина миазмы вони прочистили мое сознание лучше нашатырного спирта.
– Не подходи! – Хорошо, что я переложила пистолет в карман, мой малыш послушно лег в ладонь.
– Ой… напугала до….! – В ухмылке были продемонстрированы гнилые зубы. – Пукалку спрячь свою газовую, я от нее чихаю. Или это зажигалка? Ты че… борзая, да? Че те надо?
– Шоколада. – И пуля вонзилась в снег в трех миллиметрах от левой стоптанной кроссовки.
– …! – испуганно отпрыгнул павиан. – Да ты кто такая, в натуре? Тебя че, Гнутый прислал? Мужиков не осталось?
– Тут ты прав, с мужиками в стране напряженка. Выгнутого я не знаю, я пришла забрать собаку.
– Че?! – Рост плюгавчика позволял его челюсти без проблем достигнуть снега. Глазки, и до этого не сиявшие умом и сообразительностью, остекленели окончательно. – Какую, на…… собаку?
– Вот эту, – кивнула я на тщетно пытавшегося подняться пса.
– Он че, твой разве?
– Теперь будет мой, вы, сударь, с ним дурно обращались.
– Где? – Так, похоже, крохотный мозг аборигена завис от перегрузки.
– В Пицунде. Зачем пса бил, урод?
– А тебе, на… какая разница? – ощерился шибздоид. – Псина моя, что хочу, то и делаю. Он… достал уже! Все время сбежать норовит, кидается. Давно б его, на… пристрелил, но боец классный, рвет соперников за пару минут.
– Так что ж ты калечишь его, если боец, как ты говоришь, классный? – Надо тянуть время, одной справиться будет трудновато.
– А он… меня за руку цапнул, когда я ему жрачку давал. Вот и поучил малость.
– Да ты ж его чуть не убил!
– Так, пошла вон отсюдова! – Шибздик начал наглеть, сообразил, наверное, что я одна. – А то ща как выпущу своих малышиков, так… и пукалка не поможет! Всех не перестреляешь!
– Не выпустишь. – Я подняла пистолет и, поддерживая его двумя руками, направила ствол на… м-м-м, в паховую область, короче. – Не успеешь. Отстрелю колокольчики.
– К-какие к-колокольчики? – Ведь понял же, судя по внезапно развившемуся заиканию, чего переспрашивать.
– Те самые. Нужные. Или уже нет?
– Петька, вали эту суку! – завизжал вдруг поганец, глядя мне за спину.
Рефлекторное желание повернуться и посмотреть на заявленного в программе Петьку я безжалостно придавила ботинком. Тоже мне дурочку нашел! Я сейчас начну испуганно озираться, а он у меня пистолет заберет.
Но хриплое рычание и последовавший за ним тонкий, какой-то заячий крик изящно намекнули мне, что я была не права.
Не опуская пистолета, я слегка развернулась, чтобы видеть и плюгавца, и то, что происходило у меня за спиной.
Господи, да как же он смог-то!
На снегу, в паре метров от меня, корчился и выл от боли здоровенный детина. Рядом с ним валялось очень несимпатичное, толстое и сучковатое, полено, предназначавшееся, как я понимаю, для моей многострадальной головушки.
Но встречи полена с головой не произошло. Потому что на правой руке детины, намертво сжав челюсти, висел тот самый, только что лежавший полутрупом пес. Кровавый след, тянувшийся за ним, доказывал, что даже двигаться, не говоря уже о броске на здоровенного амбала, зверь был не в состоянии.
Но он бросился, превозмогая чудовищную боль, чтобы защитить чужую тетку.
Чужую?! Я всмотрелась, и… Руки заходили ходуном, кровь отхлынула от лица и накрыла захлебнувшееся сердце. Я перевела помертвевший взгляд на почему-то вдруг закрывшегося руками поганца и подняла пистолет повыше:
– Ты. Бил. Мою. Собаку.
Говорить с внезапно окаменевшим горлом очень трудно, слова гулко падали в пространство. В голове пульсировало одно желание – раздавить гниду.
Потому что на снегу, истекая кровью и не разжимая челюстей, лежал МОЙ пес. Пропавший полгода назад Май. Он смотрел на меня и плакал. Молча. То ли от радости, то ли от боли. Скулить, видимо, сил у зверя не было.
– Ты че, ты че, ты не это! – подвывая от страха, бормотал обсосок. – Не стреляй! Тебя же посадят!
Почему-то выражение моего лица ему крайне не нравилось. Категорически. Он начал пятиться, не отрывая от меня побелевших от ужаса глаз.
А я медленно надвигалась, продолжая ронять слова-камни:
– Ты. Украл. Моего. Пса. Ты. Его. Бил. Ты. Заставлял. Его. Убивать. Теперь. Я. Убью. Тебя.
– Не-е-ет! Не надо! Я не хочу!
Темная пелена поднималась все выше, с чавком заглатывая эмоции, разум и чувства. На поверхности осталось то, что не тонет. Например, желание убить.