Царство небесное силою берется

О'Коннор Фланнери

ГЛАВА 12

Широкая дорога стала сужаться, пока наконец не превратилась в размытый дождями овраг, который терялся в зарослях ежевики. Огромное красное солнце висело прямо над деревьями. Здесь Таруотер остановился. Его взгляд скользнул по созревшей ежевике, а потом впился в лежавший перед ним густой, темный лес. Он вдохнул и на секунду задержал в себе воздух, а потом нырнул в эту чащу, скорее чутьем, чем зрением, различая едва заметную тропу, которая вела через лес к вырубке. Воздух был насыщен тяжелым ароматом жимолости и резким запахом хвои, но мальчик едва ли обращал на это внимание. Его чувства притупились, а в голове, казалось, не было ни единой мысли. Где-то

далеко в лесу пропел дрозд, и у мальчика в горле встал ком, словно эти звуки были ключом к его сердцу.

Подул легкий вечерний ветерок. Мальчик перешагнул через упавшее на тропу дерево и головой вперед нырнул дальше в лес. Колючий вьюн впился ему в рубашку и порвал ее, по ом не остановился. Вдалеке снова пропел дрозд. Все та же положенная от природы трель на четыре ноты, единственный способ объяснить тишине свое горе. Таруотер шел прямо к прогалу, откуда через раздвоенный ствол березы, если посмотреть вниз вдоль склона холма, а потом через поле, видно вырубку. Они с дедом всегда останавливались там, когда возвращались с дороги. Ничто не доставляло старику большего удовлетворения, чем смотреть через поле и видеть со стороны свой дом, уютно угнездившийся меж двух труб, свой сарай, свою делянку и свою кукурузу. Он был как Моисей, которому дозволили бросить взгляд на землю обетованную.

Чем ближе Таруотер подходил к дереву, тем глубже уходила во внезапно закостеневшие плечи его голова. Казалось, он готовится сдержать удар. Потом наконец впереди замаячило дерево со стволом, который в нескольких футах от земли расходился надвое. Таруотер остановился и, опершись руками о стволы, глянул сквозь проем на бескрайнее малиновое небо. Его взгляд, как птица, пролетевшая сквозь огонь, вспорхнул было вверх и тут же упал на то место, где стояли две трубы, как две плакальщицы, которых поставили стеречь обгоревшую землю между ними. Лицо у мальчика подернулось сетью морщин, пока он стоял и смотрел.

Он не двигался, шевелились только кисти рук. Они сжимались и разжимались. Он видел то, что и ожидал увидеть, — опустевшую вырубку. Старика нигде не было видно. Его прах не смешается с землей, его не унесут по крошке в поле весенние дожди. Ветер подхватил его бренные останки и бросил наземь, и снова подхватил и рассеял их, разнес по всей земле. Огонь очистил вырубку от всего того, что когда-то давило на мальчика и мешало ему жить. На этой земле не стоял крест, который означал бы, что ею все еще владеет Господь. То, что он видел перед собой, было знаком нарушенного завета. Отныне это место было забыто, заброшено и принадлежало только ему. Он стоял и смотрел, и его сухие губы понемногу разошлись, как будто их раздвинул тот страшный голод, который уже давно бушевал внутри него и которому теперь стало тесно. Таруотер стоял, открыв рот, словно сил, для того чтобы сдвинуться с места, у него больше не было.

Его шеи коснулся ветерок, легкий, как чье-то дыхание, и, слегка повернувшись, он почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. По березовым листьям пробежал еле слышный шепоток, и мальчику показалось, что кто-то вздохнул прямо у него под ухом. Он побледнел как полотно.

Иди и возьми, прошептал друг. Теперь это все наше. Мы это заслужили. С тех самых пор, когда ты начал копать могилу, я всегда был рядом, и теперь мы с тобой можем прибрать все это к рукам. Ты больше никогда не будешь одинок.

Мальчик конвульсивно дернулся. Этот призрак был вездесущ, как запах, как теплый приторный ток воздуха, окутавший его со всех сторон, как безумная темная тень, которая плащом висит у него за спиной.

Мальчик яростно стряхнул с себя наваждение, нащупал в кармане спички и отломил еще одну сосновую ветку. Зажав ее под мышкой, он трясущимися руками зажег спичку, поднес ее к иголкам и держал, пока ветка не превратилась

в горящий факел. А факел он тут же сунул меж нижними сучьями раздвоенного дерева. Пламя затрещало, перепрыгивая с одного сухого листа на другой, взбираясь все выше и выше, покуда перед мальчиком не воздвиглась горящая арка. Таруотер стал пятиться, поджигая каждый куст, мимо которого шел, и наконец между ним и ухмылявшимся призраком встала огненная стена. Глядя сквозь пламя, он почувствовал прилив сил, ибо знал, что его соперник скоро сгинет в ревущем пламени пожара. Потом он развернулся и пошел прочь, крепко сжимая в кулаке горящий факел.

Тропа, петляя, бежала вниз, мимо покрасневших сосновых стволов, которые становились все темнее по мере того, как солнце опускалось за горизонт. Время от времени мальчик совал факел в какой-нибудь куст или дерево и шел дальше, оставляя у себя за спиной новый пожар. Лес стал заметно реже. Потом, как-то вдруг, совсем расступился, и Таруотер оказался у края кукурузного поля, за которым возвышались две печные трубы. Над зубчатой кромкой леса протянулись по небу багрово-красные полосы, как ступени, ведущие в сумрак. Посаженная стариком кукуруза выросла на фут, и зеленое море колыхали неровные волны. По полю совсем подавно прошлись мотыгой. Мальчик стоял и смотрел, маленькая неподвижная фигурка с непокрытой головой и с черной, о6горевшей веткой в руке.

Мотом он почувствовал, как его с новой силой скрутил голод. Казалось, что он где-то рядом, что он окружает его, что он почти материален и к нему можно потянуться, но дотронуться нельзя. В самом виде вырубки было что-то странное, как будто ее уже кто-то занял. Оторвавшись от труб, его взгляд двинулся к серому, видавшему виды сараю, а потом опять пересек поле и остановился на черной стене леса. Кругом стояла мертвая тишина. Сгущавшиеся сумерки надвигались медленно, словно из уважения к поселившейся здесь тихой тайне. Мальчик стоял, слегка подавшись вперед. Его словно подвесили на месте, и он теперь не мог ми вперед сдвинуться, ни вернуться назад. Он вдруг стал обращать внимание на каждый свой вдох. Даже воздух здешний, казалось, принадлежал кому-то другому.

А потом возле сарая он увидел негра верхом на муле. Мул стоял смирно: и он, и негр были словно высечены из камня. Мальчик резко взял с места и пошел вперед через поле, подняв над головой кулак в знак то ли приветствия, то ли угрозы, но через секунду разжал кулак, помахал рукой и сорвался на бег. Это был Бьюфорд. Теперь можно будет пойти к нему домой и поесть.

При одной только мысли о еде он остановился, и его свело судорогой тошноты. Ужасное предчувствие сковало его. Он стоял, бледный как смерть, и чувствовал, как внутри разверзается бездна, как она увеличивается и окружает его со всех сторон, увидел пустые серые пятна, сквозь которые просвечивала чужая страна, на землю которой он поклялся никогда не ступать. Он машинально двинулся вперед. Он вышел на твердый утоптанный двор в нескольких футах от смоковницы, но его взгляд тут же пошел по кругу, задержавшись на сарае, потом на линии леса за ним, — и вернулся назад. Он знал, что следующее, что ему предстоит увидеть, будет зияющая недорытая могила почти у самых его ног.

Негр пристально смотрел на него. Мул двинулся к мальчику. Когда Таруотер наконец заставил себя перевести взгляд, он сначала увидел копыта мула, а потом висевшие по бокам ноги Бьюфорда. Сверху на него с нескрываемым презрением смотрело коричневое морщинистое лицо.

Их разделял недавно насыпанный могильный холмик. Таруотер опустил на него взгляд. Из голой земли в головах могилы торчал грубо сработанный темный крест. Руки мальчика нехотя разжались, как будто он уронил что-то, что держал всю жизнь. Наконец его взгляд остановился в том месте, где деревянный крест уходил в землю.