Царство небесное
Шрифт:
— Дело твое, франк.
Он схватил голыми руками кусок с углей, перебросил с ладони на ладонь и вдруг впился в мясо зубами. Остальные с интересом следили за ним.
— Разведи вино, — с набитым ртом сказал Гвибер.
Один из хозяев встал и пролез в крохотную дверцу в углу комнатушки. Второй не пошевелился, сразу поскучнев. Мясо обреченно шипело.
Гвибер сказал, вытирая рот:
— Если хочешь, Ги, попробуй тоже. Здесь готовят мясо, как нигде.
Он выхватил из пекла второй кусок,
Ги принял лепешку и тут заметил, что Гвибер пристально за ним наблюдает. Гвибер сразу понял, о чем думает Ги, и засмеялся, не разжимая зубов:
— Если бы у меня была дочь, Ги, я бы сперва посмотрел, как ты кушаешь, а уж потом решал бы, выдать ли ее за тебя замуж.
Ги чуть заметно вздрогнул.
— Какая дочь, Гвибер? Разве у тебя есть дочь, на которой я хочу жениться?
Он помотал головой, сидя на корточках.
— Да нет же, я просто так, к примеру… А что, есть какая-то дочь, о которой твои помыслы, задумчивый франк?
— Да, — сказал Ги, сворачивая лепешку трубкой.
— Вряд ли я похож на ее отца, — сказал Гвибер. — Потому что в таком случае ей было бы лет пять. — Он почесал сальной рукой волосы. — Или семь, — добавил он, что-то припомнив.
— Возможно, ты похож на того, кто заменяет ей отца, — сказал Ги. И тотчас пожалел об этом: Гвибер глянул на него снова и выражение его пестрого лица изменилось, стало более осмысленным и менее веселым.
К счастью, вернулся первый из хозяев и принес вина и воды. Разговор свернул в другое русло.
Через несколько минут в заведении стоял страшный крик. Оба хозяина размахивали руками и орали друг на друга, выпучив глаза и брызгая слюной.
— Спорят, какое вино было бы лучше, — пояснил Гвибер, усмехаясь. — Идем. Больше тут делать нечего. Эти зануды будут надрываться до заката солнца.
Он прихватил еще несколько лепешек и два куска с углей, схватил Ги за руку жесткой, вымазанной в саже рукой и вытащил на улицу.
— Ты откуда родом, а? — спросил Гвибер, жуя на ходу.
— Из Пуату, — сказал Лузиньян.
— А! — Гвибер на секунду задумался. — А я из Иль-де-Франса. Живу здесь уже лет пятнадцать… — Он отвел глаза, как будто вспомнил о чем-то недозволенном. — В Сайде. Иногда…
Ги де Лузиньяну почему-то сразу понравился этот Гвибер. С ним Ги чувствовал себя спокойно, и даже шумные выходки белобрысого его не раздражали: он как будто шумел за обоих, избавляя Ги от неприятной необходимости проявлять бурные эмоции.
Они миновали открытый рынок, где продавали скот и где топталась маленькая партия сарацинских рабов. Гвибер сразу насупился и показал им кулак.
— Видали? Проклятые нехристи! Знаешь, что они со мной сделали?
Он задрал рубаху и показал несколько кривых рубцов на боку и спине.
— Ваша
Пленники-мусульмане хмуро глазели на кривляющегося франка, один брезгливо покривил губы и плюнул.
— Все, черномазые, вышло ваше время! — торжествующе заключил Гвибер. — Сгниете в рабстве!
Он обернулся к Ги, вскинув голову.
— Здорово я их, верно?
— Очень здорово, — сказал Ги.
— Попал я к ним в плен, как теленок, — Гвибер вдруг пригорюнился.
Они уже вышли за ворота, и перед ними открылась широкая долина с потрескавшимся дном, уходящая и влево, и вправо. Здесь сразу стало очень тихо, и спутников настигли совершенно другие звуки: резкий шелест сухих стеблей, вкрадчивое птичье пение.
— Сядем здесь, — предложил Гвибер и первым плюхнулся на выступающий из земли корень старого дерева. Оно было явно младше тех олив, что видели Иисуса Христа и хранили в глубинах складок своей коры прикосновение Божественной руки, — и все же выглядело куда более дряхлым.
— А как ты выбрался из плена? — спросил Ги.
Гвибер поднял палец, запачканный сажей и бараньим жиром.
— Ты задаешь правильные вопросы, Ги. Потому что рассказывать о том, как я там очутился, очень не хочется… Знаешь, кто я? Я — Раймоново Денье.
Он впился зубами в кус, который держал обеими руками. Он сделал это нарочно, чтобы Ги успел и запомнить странное прозвище, и задуматься о его истинном значении.
Ги, однако, ждал достаточно терпеливо, чтобы Гвибер решился продолжить объяснения без посторонних просьб.
— Вот, положим, попал ты в плен, — снова начал он, сильно двигая ртом, как будто пытаясь заглотить нечто растопыренное, — и нет у тебя знатной родни… Кто тебя выкупает?
— Кто? — спросил Ги.
Неожиданно Ги понял, что до сих пор держит лепешку в руках, не решаясь откусить. Ему казалось неправильным жевать, когда речь идет о таких предметах, как участь христианина в руках неверующих.
Гвибера, напротив, это обстоятельство ничуть не смущало, ибо он вещал из сердцевины своей истории, в то время как Ги оставался лишь сторонним наблюдателем.
— Некоторые монахи. Меня выкупал аскалонский орден Монжуа.
Ги покачал головой, давая понять, что о таком не слышал.
— Малый орден, наподобие госпитальеров, — сказал Гвибер. — Я прожил у них почти полгода. Уже потом, после плена. Наш король, — он махнул в сторону иерусалимских стен, — основал этот орден несколько лет назад. А королевская сестра Сибилла с мужем подарили ему четыре аскалонские башни. Их магистра зовут сеньор Родриго… Я хорошо знаю, потому что те полгода, что провел у них в Аскалоне, весьма усердно молился о его здравии.