Царство сумеречных роз
Шрифт:
– Ты убивала людей?
Сложный вопрос. Ответ – да. И нет.
– Мне приходилось совершать поступки, которыми не горжусь, – мягко ответила ему. – По своей воле – нет. Я ценю человеческую жизнь. Однако, скажу честно, ещё немного, и я была бы вынуждена переступить эту черту.
Дарден негромко хмыкнул, что можно было бы расценить как классическое «Да, нет, наверное», что неплохо. Раз он допускает варианты, с ним можно построить диалог.
– Какие ещё вопросы?
– Какой твой любимый цвет? – совершенно неожиданно спросил вампир, поднимаясь с места и предлагая пройтись по саду.
–
– А животное?
– Крыса, – мой смех пронёсся по купольному помещению, и Дарден невольно улыбнулся в ответ. – Предвосхищая вопросы, считаю, что крысы недооценённые животные. Они очень умны, живут семьями, сражаются друг за друга. Удивительно живучи, приспосабливаются к самым непростым условиям. Настоящие бойцы.
Дарден остановился перед небольшим розарием, отгороженным от остальных цветов симпатичным белым забором. Здесь расцветали знакомые мне фиолетовые розы. Удивительный цвет. Прежде не приходилось видеть ничего подобного. На свету он переливался почти радужными оттенками, а в самом центре бутона как будто поселился космос с россыпью белых точек-звёзд. Вампир провёл ладонью по лепесткам, о чём-то задумавшись.
– Так можно сказать о многих животных. Так почему именно крысы?
– Потому что их используют в лабораториях, а вся моя жизнь – это та самая лаборатория. Ясно? – раздражённо ответила ему, наклоняясь, чтобы понюхать аромат. – Что это за сорт? Пахнет просто изумительно.
– Розалия серебристая. Я вывел её лет десять назад. Она растёт только в моём саду и не продаётся.
Это заставило насторожиться.
Как эти розы попали к Яну? С самого начала, у меня сложилось впечатление, что между этими вампирами всё сложнее, чем говорит Хозяин давинского клана. Что-то личное. Какая-то история из прошлого, явно связанная с этими розами.
Дарден отвлёкся на мобильный звонок. Прочтя сообщение, он пожал плечами, как-то с большим чувством глянув на меня.
– Птолемей исчез. Летом он подал прошение об отпуске, и уехал в Бразилию. С тех пор он отправлял отчёты в Совет Конгрегации, занимался какими-то делами, но пару недель полностью оборвал все концы. Никто не знает, где он.
– Боится последствий?
– Я бы сказал, что твоя история шита белыми нитками, но исчезновение Птолемея косвенно подтверждает часть твоих слов. Но не все. Я не имею права самостоятельно решать твою судьбу. Сегодня же направлю сообщение Потентату Шестиугольника о твоём существовании. А чтобы дать тебе шанс на выживание, проведём один небольшой тест. Дампир ты или нет, но, если в тебе преобладает дикость, – ты бесполезна.
– Я только что выпила два литра крови, как вы собираетесь проверять мою дикость? Организуете голодовку? – скептически протянула я.
– Нет, есть более быстрый способ.
* * *
Прежде всего, стоит разобраться, что же такое дикость на самом деле.
Жизнь вампира – это баланс между голодом и обжорством. Переступая одну из этих граней, вампир скатывается до состояния дикого зверя и утрачивает разум, меняясь внешне как сифилитик на последней стадии, с той лишь разницей, что эти изменения – на благо вампиру, насколько бы отвратительно
Первая стадия – голод, даже когда ты плотно поел. Особенно, если перед этим ты долго не ел. Отсутствие насыщения – колокол для вампира, сигнал, что он ступил на скользкую дорожку. Говорят, что на этом этапе ещё можно спастись. Клановцы придумали технологию восстановления. Но если ты не из клана – у тебя большие проблемы, так как вторая стадия – это потеря зубов, изменение строения ушей, выпадение волосяного покрова, усыхание тела, кожа становится как пергамент. Выпадают ногти, на их месте вырастают жуткие когти. Глаза выцветают, вырастают акульи зубы. Отваливается нос. Словом, настоящий упырь из древних легенд.
В таком виде вампир ещё помнит, кто он такой. Меняется характер, утрачиваются социальные и моральные нормы. Но даже так вампир может оставаться собой. Частое питание и, самое главное, отсутствие напряжения. Если о нём заботятся и ему не надо охотиться, он годами может оставаться собой. Но, рано или поздно, дикость возьмёт вверх, и вампир превратится в хищника, одержимого кровью и даже человеческой плотью.
Потому клановцы крайне ревностно относятся к своим охотничьим угодьям и неуклонно соблюдают распорядок питания. Никто не хочется стать монстром. Даже вампир.
* * *
Помещение, в которое меня отвели, обладало всеми требованиями для сдерживания разъярённого вампира. Нет окон, входная дверь из прочного металла, внутри крюки, вделанные в стены, потолок и пол. К ним меня и подсоединили стальными цепями, чтобы могла двинуться, но не сбежать. Прямо напротив – стена с толстым стеклом, за которым расположились вампиры во главе с Дарденом. Среди них присутствовала давешняя брюнетка в коже и Грег, нервно потирающий руки. По нему видно, что ему не нравится происходящее, но ничего поделать охотник не мог, потому просто наблюдал, о чём-то переговариваясь с девушкой.
Между прикованной мной и стеклом, в полу был установлен большой ящик, накрытый тканью. Сухопарый вампир, стоящий поблизости, дождался пока помощники закончат проверять надёжно ли я прикована и уйдут, по кивку Дардена сбросил с ящика ткань, и я увидела спящего в клетке младенца.
Вампир отошёл к стене и нажал на какой-то выступ, отчего клетка распалась на части, а ребёнок заворочался, просыпаясь.
– Вы с ума сошли? – севшим голосом воскликнула я. – Кто дал вам право похищать детей?!
– С этической точки зрения, это аморально. С практической, у ребёнка нет матери, а сам он проживёт не дольше недели из-за редкой генетической болезни, – ответил вампир до того представившийся как доктор Елизар Гольштейн. – Но здесь мы не ради дитя.
Он раскрыл планшет и внёс пометку в документ.
– Эмпатичная реакция присутствует. Зрачки расширены, дыхание учащённое, кровь приливает к голове. Взгляд осмысленный, испытуемый открыт к диалогу. Переходим ко второй фазе, – на этих словах он нажал на другой выступ и в мою сторону потянул лёгкий ветерок, приносящий запах ребёнка.