Царство Тени

Кемп Пол

– Любовь это ложь, - сказал он, цитируя одну из Тринадцати Истин, которым научил его Ривален.
– Живёт лишь ненависть.

В зале снаружи раздались шаги. Кто-то показался в дверном проёме. Даже в темноте Тамлин узнал ровную осанку и строгие движения Ирвила, управляющего Ускевренов.

– Милорд?
– позвал Ирвил.
– Вы в кабинете?

Тамлин перестал качаться.

– Да. Что такое, Ирвил?

– Вы сейчас разговаривали, милорд?

– Сам с собой. Что случилось, Ирвил?

Ирвил вгляделся в темноту, пытаясь определить местонахождение Тамлина.

–

Новости из Дэрлуна, милорд. Послание от главного бергуна Тиммира о вашей матери.

Тамлин практически ничего не почувствовал при упоминании матери. Она бы не смогла понять того, что он совершил, как и того, почему он это сделал. Может быть, она даже отреклась бы от него из-за этого. Неважно. Теперь он служил другой госпоже.

– Каково его содержание?
– спросил Тамлин. У Ирвила было разрешение открывать и читать все документы, присланные Тамлину как официальному лицу.

Ирвил прочистил горло, переступил с ноги на ногу.

– Главный бергун Тиммир сделал вашу мать, брата и сестру своими личными гостями. Он просит вас позволения предоставить им убежище, пока события в остальной Сембии не разрешатся. Он обещает оказать им всё возможное гостеприимство.

Тамлин понял, какое послание крылось за этим сообщением. Дэрлун объявлял о своём нейтралитете в грядущей гражданской войне. Несомненно, Кормир пообещал им свою помощь в случае, если война явится к стенам города. У Кормира давно были притязания на Дэрлун, и Дэрлун, находившийся на границе между Кормиром и Сембией, во многих отношениях был скорее кормирским, чем сембийским. Поэтому главный бергун, услышав о победе Селгонта, поспешил сообщить Тамлину, что его семья станет заложниками, чтобы убедиться, что Дэрлун не вовлекут в конфлит и он сможет сохранить свой союз с Кормиром. Пока Тамлина это устраивало. У него хватало других забот. Дэрлун мог подождать.

– Подтверди, что мы получили и поняли послание. Поблагодари главного бергуна за его доброту и дай ему знать, что я в долгу не останусь. Поставь и официальную, и мою личную печать.

– Да, милорд.

Ирвил помешкал.

– Что такое, Ирвил?

– Милорд скоро отправится отдыхать? Час уже поздний.

Тамлин откинулся на спинку кресла.

– Не думаю. Я наслаждаюсь темнотой.

Ирвил прочистил горло.

– Как пожелаете, милорд. Могу я в таком случае отправиться спать?

– Да, но прежде отправь за лордом Риваленом и сообщи стражникам на воротах, что ему разрешено пройти. Мне необходим его совет. Он будет бодрствовать.

Тамлин знал, что эссенция тени в теле Ривалена избавила его от потребности во сне.

– Да, милорд. Ещё что-нибудь?

Тамлин обвёл взглядом кабинет, полный вещей отца. Настало время сделать Штормовой Предел своим, а за ним — Селгонт и всю Сембию.

– Я хочу, чтобы завтра кабинет освободили от вещей моего отца. Новая обстановка, Ирвил, для новых начинаний.

Какое-то время Ирвил молчал, и темнота скрывала его лицо. Тамлин хотел бы быть шейдом, чтобы его глаза видели во тьме так же хорошо, как при свете дня. Он чувствовал себя так, как будто эта человеческая особенность предаёт его.

– Очень хорошо, милорд, - сказал Ирвил напряжённым тоном.
– Доброй вам ночи.

– И тебе, - отозвался Тамлин.

Ирвил оставил его наедине с ночью, наедине с богиней. Одиночество и темнота были приятны Тамлину, но он не мог стряхнуть с себя холод.

Ривален сидел один во мраке своих покоев, и его настроение было чёрным, как безлунное небо. На столе перед ним лежали осколки его священного символа.

Требования его веры объявили войну нуждам его народа. Жрец воевал с принцем. Ему нужно было разрешить ситуацию, удовлетворить обоих.

Тени кипели на его коже.

Веками Ривален поддерживал хрупкий союз между верой и светскими обязанностями, одно отделял от другого ход времени. Ривален знал, что в конце концов мир склонится перед Шар и вернётся во тьму и холод, но верил, что у него есть ещё множество веков, что он успеет достичь своих целей и целей своего народе прежде, чем Шар захватит Мультивселенную. Забвение всегда, казалось, ждало в далёком будущем.

Но происходящее лишило его этих иллюзий. Буря Теней бушевала прямо сейчас, поглощая королевство, которое нужно было анклаву шейдов, чтобы обеспечить своё процветание и возродить славу Нетерила.

Он должен был выбрать между своей верой и своим народом.

– Разве не так?
– сказал он. В руке он сжимал сембийский ворон. Серебро потемнело.

– Орёл или решка, - произнёс Ривален, вращая монету между пальцами. На одной стороне был профиль покойного правителя, на другой — сембийский герб.

Надежда была его прегрешением, понял Ривален. Он надеялся возродить Нетерильскую империю и вернуть славу своему народу — и Фаэруну. Он надеялся — позже, намного позже — призвать Бурю Теней, которая провозгласит начало конца света. События доказали, что он был глупцом. Госпожа потерь отвергала надежду и ожидала того же от своего ночного провидца. Ривален усвоил этот урок, но мудрость пришла к нему слишком поздно, и её запоздалое прибытие никак не успокоило его горечь и гнев.

Шар выбрала своими инструментами других. Жрица, которую, как Ривален считал, он использовал и выбросил, предала его, украв «Листья одной ночи». И безумный еретик, некогда — жрец Маска, а теперь — слуга Шар, призвал Бурю Теней и затаился в её тёмном сердце, пока буря поглощала королевство, которое Ривален надеялся заполучить для своего народа.

Ради своей богини Ривален убил собственную мать, но богиня утаила, что Бурю Теней призовёт не он; Ривален и его надежды стали жертвами этой бури.

И он чувствовал ещё более глубокие секреты, трупы, спрятанные в зловонной почве мрака Шар. Они всплывут, когда богиня посчитает нужным, и ни мгновением раньше.

Он пытался принять такое положение дел, но не смог. Тени вокруг него кружились, заполняя комнату, просачивались сквозь щели ставен наружу, в ночь.

– Я не приму этого, - сказал он, вращая монету всё быстрее.