Цех пера. Эссеистика
Шрифт:
Ma situation devient tellement critique que je n’h'esite pas `a tenter une nouvelle demarche.
Depuis 4 ans, Sire, je suis sur la br`eche, je lutte avec ma plume et ma parole contre les mis'erables insens'es, qui ont la folle pretension de r'eg'en'erer l’Europe. Le moment approche ou il faudra probablement mettre au service de notre cause et son bras et sa vie. Je suis decid'e `a le faire et je le ferai! Mais auparavant j’ai un devoir non moins sacr'e `a remplir, c’est celui de songer au sort de mes enfants, qui n’ont que moi au monde.
Je viens donc supplier Votre Majest'e de vouloir bien donner des ordres pour que mes beaux-fr`eres, qui me doivent legalement plus de 80.000 francs d’arrerages sur la pension qu’ils 'etaient engag'es `a payer `a leur soeur, soient oblig'es de me verser une somme de 25.000, somme qui m’est absolument necessaire pour prendre des arrangements s'erieux: consentant volontiers dans ce cas `a faire bon march'e du reste des arr'erages auxquels j’ai droit.
Daignez agr'eer, Sire, l’expression du devoument le plus absolu avec lequel je suis de Votre Majest'e le tr'es humble et tr`es ob'eissant serviteur.
G. de Heeckeren,
M-bre de l’Assembl'ee l'egislative
`a sa Majest'e l’Empereur de toutes les Russies.
Государь!
Вот
Вот уже четыре года, государь, как я нахожусь в борьбе, как я сражаюсь пером и словом против жалких безумцев, имеющих безрассудное притязание переродить Европу. Приближается момент, когда придется, вероятно, отдать на служение нашему делу и свои руки, и свою жизнь. Я решился это сделать, и я это сделаю! Но до этого я должен выполнить не менее священное обязательство — это думать о судьбе моих детей, никого, кроме меня, на свете не имеющих.
Я обращаюсь поэтому к вашему величеству с мольбой не отказать в отдаче приказов, чтобы мои шурья, которые должны мне по закону более 80000 франков доходов с той ренты, которую они обязались выплачивать своей сестре, были принуждены уплатить мне сумму в 25000, которая мне совершенно необходима, чтобы предпринять нажиме шаги: в этом случае я охотно соглашусь на уступку остатка доходов, на которые имею право.
Соблаговолите, государь, принять выражения самой полной преданности, с каковой я пребываю вашего величества смирнейшим и покорнейшим слугою.
Ж[орж] де Геккерн,
член законодательного собрания.
Его величеству императору всероссийскому.
Письмо это чрезвычайно характерно для Дантеса.
По совершенно частному делу — по вопросу о семейном разделе и наследственных расчетах — он решается, помимо гражданского суда, обратиться к верховной власти, настоятельно испрашивая у ее представителя «приказов» об уплате ему весьма спорных сумм. В чисто личных корыстных целях он не останавливается перед ссылкой на свои политические убеждения, взывая к реакционным симпатиям Николая и выдвигая свои заслуги по борьбе с европейской революцией. Он бросает прозрачные намеки на необходимость финансировать европейскую контрреволюцию и завершает свое письмо рассчитанным эффектом — указанием на свое политическое влияние, как «члена законодательного собрания». Государственная деятельность и партийная борьба одинаково служат аргументами в пользу оплаты предъявленного иска. Как ни жалка была подобная позиция, она возымела на первых порах успех: Дантес знал, к кому он обращался.
Николай отнесся к просьбе своего давнишнего протеже с величайшим вниманием и реагировал на нее с максимальной распорядительностью. Он пустил в ход самые сильные средства, какие имелись в его руках.
11 марта 1852 г. «статс-секретарь у принятия прошений» Голицын сообщал вице-канцлеру Нессельроде:
Его императорское величество, по всеподданнейшему докладу моему о сем, высочайше повелеть соизволил: просьбу барона Геккерна препроводить к генерал-адъютанту графу Орлову для принятия возможных мер, чтобы склонить братьев Гончаровых к миролюбивому с ним соглашению, а на производство дела о наследстве малолетних детей барона Геккерна в имении умершей их бабки обратить внимание министра юстиции.
В ход, как мы видим, были пущены самые сильные рычаги: совершенно частное дело, подлежащее низшей судебной инстанции, ставилось под непосредственный надзор высшего в государстве блюстителя законов — самого министра юстиции; незначительный вопрос о фамильных счетах, не имевший и тени политического значения, подводился под грозное воздействие начальника III отделения, знаменитого шефа жандармов Орлова, словно дело шло о революционном заговоре или антиправительственной пропаганде.
Это был, конечно, просто метод устрашения. Одно имя главы верховной политической полиции или название возглавляемого им учреждения наводили ужас и трепет. Расчет оказался безошибочным.
24 сентября 1852 г. русский посланник в Париже Киселев на бланке «императорского русского посольства» извещал Дантеса о последовавшем по его делу приказе императора. Он излагал ему общий ход дела, в результате которого братья Гончаровы не отказывались от выполнения принятых ими на себя обязательств. Дополнительно посол сообщал, что в московской дворянской опеке находится до 2000 рублей серебром, внесенных опекуном имения Гончаровой, «и деньги сии могут быть выданы барону Геккерну по его востребованию; часть же, следующая детям его, из имения Гончаровой в количестве 124 душ крестьян, поступит в их распоряжение в продолжение сего года»; наконец, «детям барона Геккерна, по справедливости, следует выдать с 1844 г. по 1500 рублей в год».
Шефу жандармов Орлову было неудобно отказывать, и мы видим, что должники Дантеса пошли на максимальные уступки. Русский посол в Париже, впрочем, умалчивал, что братья Гончаровы представили также документы о выдаче ими их сестре, баронессе Геккерн, с 1832 по 1846 гг. более 45 тысяч, что в 1837 г., например, «она получила при выходе в замужество единовременно 11740 руб. асс., о получении которых неизвестно почему он, Геккерн, вовсе умалчивает».
Но в платежах произошли снова задержки.
7 декабря 1852 г. чрезвычайный посланник и полномочный министр Франции в Петербурге маркиз де-Кастельбажак обращается в русское министерство иностранных дел с заявлением, что обязательства, данные Киселевым в его письме, остаются невыполнеными, и «быстрое разрешение, которое должны были получить споры барона Геккерна с его шурьями по приказу его императорского величества», не осуществилось. Посол настаивает на уплате заявленных сумм.
Эта «нота» французского посольства, как называли письмо представителя Франции в русских канцеляриях, невольно обращает внимание на обстановку этого денежного процесса.