Цеховик. Книга 2. Движение к цели

Ромов Дмитрий

Выходя из аптеки, сталкиваюсь с Рыбкиным.

— О, Егорий. А ты чего здесь сутра пораньше? Заболел кто?

— Так я же ещё лекарства принимаю. Вот подкупал.

— А-а-а, — тянет он. — Понятно. А я вот на работу.

Ну, это тоже понято, опорный пункт размещается в соседнем здании.

— Я не Егорий, кстати.

— Ага, точно, — соглашается он. — Я у тебя спросить хотел. А чего это ты с Артюшкиным тёр, когда я вас встретил? Он тебя всё по тому делу колебает?

— Ага. Он, конечно, тот ещё типчик, как прилипнет,

не оторвёшь. Подкараулил, когда я с собакой вышел и привязался. Я вот тоже хочу спросить, почему он так на Кахе повёрнут? Прям одержимость какая-то.

— Так это, счёт у него неоплаченный. История была пару лет тому. У Толика племянница, девка молодая, красивая, а Каха её испортил. Она влюбилась, ну он и позвал её к себе домой. Вино, кино и домино. И там её втроём с дружками оприходовал. Заяву на него написали, но дело замяли, сам понимаешь и Толя не смог ничего сделать. У Кахи батя шишка нев***ная. Вот и весь секрет полушинели.

— Полушинели?

— Ну, ты понял, — машет он рукой. — Ладно, бывай. Некогда мне. Пошёл работать.

Трыня ждёт меня у подъезда.

— Здорово, — протягивает он руку. — Я уж думал, ты забыл, да в школу ушёл.

— В школу рановато ещё. В аптеку ходил. Пошли, забинтую.

Мы поднимаемся в квартиру и заходим на кухню. Раджа приветствует Трыню махами хвоста и головой подставляемой под руку. Типа, гладь.

— Съешь чего-нибудь? — спрашиваю я. — Завтрак пропустил, наверное? Доставай из холодильника масло, сыр. Хлеб на столе. Бери, что на тебя смотрит. Буженина ещё имеется.

Пока он ест, я готовлюсь к «оказанию первой помощи». Смотрю воображаемый «ютубчик». Да, сейчас бы он пригодился, но, если честно, за всё время, что я здесь, рука ни разу не потянулась к карману, где обычно лежит телефон.

Я складываю гипсовый бинт в несколько слоёв длиной примерно двадцать пять сантиметров и мочу в тёплой воде. Накладываю Андрюхе на руку по длине и жду, когда схватится.

— О, зыкано! — говорит он. — Это как рыцарские доспехи. Точно! Так можно в натуре латы сделать, а потом серебрянкой покрасить и ходить.

— Иди, сэр Ланселот, руку отмой от гипса, — посылаю я его в ванную, сняв панцирь с руки.

— Чё за Ланселот? — интересуется он.

— Рыцарь круглого стола. Не слыхал?

— Ну так, чё-то вроде слыхал…

— Поищи в библиотеке. Интересные истории про древних рыцарей, английский эпос. Почитать нужно, но мне, скажу по секрету, наши былины больше нравятся. В них прям-таки голос предков оживает. Ой ты, гой еси, добрый молодец! Былины тоже почитай. Обязательно.

Я снова прикладываю толстую гипсовую полоску к руке Трыни и заматываю сверху бинтом.

— Ну вот, теперь у тебя трещина лучевой кости. Эта хрень называется лонгет или лонгетка. Кисть лучше постараться не сгибать, руку беречь и орать, что мол больно по поводу и без повода, понял?

— Ладно, — вздыхает он. — Справку надо будет на физкультуру.

— Справку я тебе раздобуду. Смотри. Сейчас ни в какие дела не встревай, ясно? Если что, говори, рука страшно болит и надо опять к врачу бежать. А вот двадцать третьего у тебя может не получиться соскользнуть, потому что куш будет большой и все силы будут брошены на него.

Я ещё некоторое время инструктирую Трыню, и он уходит в кино, чтобы не возвращаться в интернат слишком рано и не вызывать подозрений. А то куда это он ходил с самого утра, что к первому уроку пришёл уже в гипсе?

На перемене меня выцепляет Крикунов.

— Брагин, иди сюда.

— Здравствуйте, Андрей Михайлович.

— Сегодня вечером ты приглашён на домашнюю вечеринку к Куренковой. Будет только ближайший круг.

— Но я вроде и в дальний-то круг не вхожу. С чего бы ей меня приглашать?

— Сейчас тебя все будут зазывать.

— Почему это?

— Не понимаешь?

Мимо проносятся школьники, оглашая воплями всю школу. Крикунов неприязненно озирается.

— Пойдём-ка в комитет, а то здесь и не поговорить.

— Так что я должен понимать? — спрашиваю я, когда мы оказываемся в комсомольской комнате.

— То, что сейчас в хороших отношениях с тобой будут заинтересованы очень многие.

— И почему же? — задаю я вопрос, хотя уже догадываюсь об истинных причинах.

Крикунов смотрит в мои невинные глаза и качает головой.

— Все уже знают, один ты не знаешь. Дурень. Потому что ты новый фаворит Новицкой.

— Я кто? Фаворит? Это типа, как граф Орлов, что ли? Что за херня, Андрей Михайлович? Она на меня орёт всё время, никаких даже тонких намёков на притяжение, я несовершеннолетний, у нас разница в возрасте. Ахинея какая-то.

— Орёт, говоришь? Скоро перестанет. А то что несовершеннолетний… Кого это смущает? Лось ты здоровый уже и юный притом, типа невинный. Неплохое сочетание.

— А вы? — спрашиваю я. — Вы тоже были фаворитом?

— Что?! Это уж совершенно не твоё дело.

— И поэтому вас в школу сослали?

— Это тебя не касается, — практически подтверждает он мои догадки.

— Ладно. Понятно всё с вами. И что мне теперь делать? Отказаться невозможно, а подчиниться немыслимо. Так что ли? А потом? Из комсомола меня исключит?

— Это вряд ли, — пожимает плечами Крикунов. — Но от себя отдалит.

— А вы где, горкоме работали или в райкоме?

— Так, всё. Иди на урок. Ты всё понял про день рождения? Вот, держи, здесь адрес. Начало в семь вечера. Куренкова баба полезная. Новицкая тебя выпнет через полгода, а она никуда не денется. Улавливаешь мысль?

Да чего тут улавливать? Твой пример вот он, прямо перед глазами. Крикунов протягивает мне открытку с адресом.

«Дорогой Егор, буду рада видеть тебя…»