Цель – Перл-Харбор
Шрифт:
Торопов не сразу понял, что это у него спрашивает Нойманн. А еще не понял вопроса. Что значит – заброшено?
– Я не понимаю… – тихо сказал Торопов. – О чем вы?
– Ответ неверный! – радостно сообщил Краузе, шагнул вперед и ударил. – Неверный ответ.
Кулак врезался в солнечное сплетение Торопова, мир вокруг качнулся и стал меркнуть. Темнота поползла откуда-то из-за спины, заливая поляну, деревья, небо и солнце.
– Не спать! – крикнул Краузе, и его ладонь хлестнула Торопова по щеке. – Не спать!
– Я… не понимаю… вас… Вы меня с кем-то путаете… – еле слышно прошептал Торопов, все силы у него уходили на то, чтобы дышать и устоять на ногах. – Я хочу ответить, но я не понимаю…
– Ладно, – кивнул Нойманн. – Попробуем по-другому. Имя? Фамилия? Возраст?
– Андрей… Андрей Владимирович Торопов… – Мир вокруг перестал раскачиваться, говорить стало легче. – Тысяча девятьсот семьдесят второго года рождения…
– Коммунист?
– Нет! Нет, что вы! – выкрикнул Торопов.
– И даже не были комсомольцем? – с усмешкой осведомился Нойманн. – Как же вы в НКВД смогли поступить?
– Я не вступал в НКВД! Я… Да. – Торопов бросил быстрый взгляд на Краузе и зачастил торопливо: – Да, я был комсомольцем… был. Тогда все были комсомольцами… Нас заставляли… Тогда ведь всех заставляли, вы же должны и сами помнить…
Торопов осекся, сообразив, что если немец и вправду гестаповец, то откуда ему это помнить? А сумасшедший Краузе может вообще решить, что это издевательство над ними, над их начальником… И снова ударит.
Не нужно меня бить. Не нужно!
– Всех, кто достигал четырнадцати лет, записывали в комсомол. – Торопов заискивающе улыбнулся, пытаясь поймать взглядом глаза Нойманна. – Как в гитлерюгенд. Ну, почти…
– Предположим, – кивнул Нойманн. – Предположим… Как вы смогли проникнуть в это время? Метод? Аппарат или через воронку?
– Что? – не поверил своим ушам Торопов.
Ему показалось… Показалось, что штурмбаннфюрер сказал «проникнуть в это время»… Показалось ведь? При всем безумии происходящего эта фраза просто не могла прозвучать. Не имела права.
Что значит – проникнуть в это время? Гестаповец полагает, что Торопов… Нет, чушь, конечно, это Торопов ослышался. Или Нойманн просто провоцирует его, желает получить повод для нового удара… Хотя, зачем ему повод для этого? Достаточно просто взмахнуть рукой… или двинуть коленом… Или просто кивнуть чокнутому Краузе и отойти в сторону…
И что значит – он попал в это время? Это его время, Торопова. Он живет в нем. Родился и живет. А они… Это они, гестаповцы, сюда попали. Они как-то проникли в его время и ведут себя, словно хозяева… Все наоборот, все вывернуто. В книгах о «попаданцах», к которым и сам Торопов приложил руку, все наоборот – наш современник попадает в прошлое и там его могут допрашивать. Вот там, в книгах, этот вопрос уместен. В устах чекиста, гестаповца, инквизитора…
– Простите… – пробормотал Торопов. – Что вы имеете в виду, когда говорите о проникновении в это время? Вы ведь что-то имеете в виду? Я не отказываюсь отвечать, я просто хочу понять вопрос… правильно понять… Поймите, я… я не безумец, чтобы с вами сейчас спорить…
– Не безумец, – подтвердил Нойманн холодно. – Вы комиссар. Большевик. У нас некоторые не верят, что такие, как вы, способны молчать под пытками. Я, если честно, тоже не до конца в это верю. Но у меня, как я полагаю, сейчас появится возможность проверить ваш фанатизм на излом…
Штурмбаннфюрер говорил и, как бы невзначай, крутил между пальцев заточенную спичку. Медленно, лениво.
Торопов сглотнул. Помотал головой, словно это движение способно отогнать наваждение.
– Я готов ответить на любой ваш вопрос… На любой! – выкрикнул Торопов. – Но для это я должен понимать этот вопрос. Я не смогу ответить на… даже если захочу… А я хочу, хочу ответить… Я…
В небе между веток появился самолет. Белая полоса инверсионного следа медленно ползла по голубому куполу. Люди летят на курорт. В Турцию или Таиланд… Они даже думать не думают о войне и гестаповцах… А тут…
Торопов не пытался понять, как все происходящее стало возможным, в голове бился вопрос «за что?». За что ему такое?
– Не отвлекайся! – Окрик и пощечина настигли Торопова одновременно. – Отвечай на вопросы штурмбаннфюрера. Не переспрашивай, а отвечай!
– Да как же?.. – простонал Торопов и медленно опустился на колени. – Как же я могу отвечать, если я не понимаю… Я Торопов Андрей Владимирович, был членом ВЛКСМ, высшее образование, историк.
– Историк… – повторил за ним Нойманн. – Так вы хотите сказать, что работаете на НКВД вслепую? Не знаете, что сотрудничаете с чекистами?
– С какими чекистами? Да, не знаю, не догадываюсь! Не знаю! – Торопов попытался вскочить, но зацепился ногой за корень, не смог удержать равновесия и упал лицом в прошлогоднюю хвою, рыжую и колючую. – Не знаю! Не знаю!
– А можно без истерики, господин… – Нойманн сделал паузу, – историк? Мы ведь не звери, готовы рассмотреть любую версию. Презумпция невиновности и для нас имеет значение. Мы – не НКВД. Для нас признание не является лучшим доказательством. Мы предпочитаем работать головой, а не кулаками… Не только кулаками… Значит…
Нойманн присел на корточки возле головы Торопова, сапоги скрипнули.
– Вы не знали, что работали с чекистами. – Голос гестаповца стал ровным, каким-то даже убаюкивающим. – Вы не подозревали, что эти палачи… эти мерзавцы втерлись к вам в доверие и используют в своих целях. Я вас правильно понял?
– Да… – Торопов повернул голову к Нойманну, хотел было выплюнуть хвоинки, попавшие в рот, но сдержался, сообразив, что это может быть воспринято как вызов, как оскорбление. – Вы меня правильно поняли…
– А сами вы чекистов не любите… – продолжил Нойманн. – Ни капли?
– Нет… Не люблю… Ненавижу! – почти искренне простонал Торопов.
Он и вправду начинал ненавидеть чекистов.
И что с того, что у него не было знакомых сотрудников НКВД? Торопов их все равно начинал ненавидеть – всех их, сталинских палачей! Из-за них он сейчас мучится. Из-за них! Будь они все трижды прокляты! Они…
– А как вы объясните это? – почти ласково, как у пойманного на лжи ребенка, спросил Нойманн.