Цель вижу! Дилогия
Шрифт:
– Нечего рассказывать, товарищ полковник… Просто не повезло…
Алдонина сочувственно и понимающе кивнула головой и проговорила, уже полностью успокоившись:
– Ну, хорошо… Идите…
«Школа». Офицерское общежитие…
…Уставшая, после целого дня напряженных занятий с курсантами, Мила прикрыла за собой дверь входную дверь, и пошла по, тускло освещенному коридору общежития к двери своей комнаты, когда за ее спиной открылась другая дверь, и сонная женщина-комендант выглянула в коридор:
– Сизова… Тебе письмо…
Мила тут же подбежала к коменданту и посмотрела ей в глаза:
– От кого?
– Я чужих писем не читаю, дочка… Тебе лучше знать, от кого.
– И улыбнулась совершенно по-матерински.
– Смотри-ка? Не успела приехать, а уже вдогонку письма летят? На! Держи уж!.. А я спать пойду…
Она протянула лейтенанту белый бумажный «треугольничек» письма и тут же закрыла за собой дверь…
– Спасибо вам, Анна Матвеевна… - Прошептала Мила, и посмотрела на письмо глазами, светящимися радостью.
Через минуту она уже открыла свою дверь, и на пол ее «холостяцкого» жилище упал клин слабого света из коридора…
Мила пощелкала выключателем, но свет почему-то так и не загорелся… Тогда лейтенант бросила это бесполезное занятие, подошла к столу, и зажгла настольную лампу под абажуром, и только после этого прикрыла за собой дверь комнаты.
Быстро стянув с себя полевую офицерскую сумку, повесила ее на, вбитый в боковую стенку шкафа, гвоздь. Возвращаясь к столу, на ходу сняла с головы пилотку, расстегнула ремень, бросила все это на стол возле лампы… Поправила простыню, висевшую на окне вместо занавески - женщина, даже в армии, всегда оставалась женщиной…
Расстегнула ворот гимнастерки, бросила подушку в изголовье и легла на скрипучую кровать, не снимая сапог, с наслаждением вытянув натруженные за день ноги…
«…Сережка!
– Она посмотрела на бумажный «треугольник», словно боялась его потревожить.
– Написал его, наверное, в тот же день, когда я уехала или на следующий… Я-то сюда быстрее добралась, чем почта сработала, но все равно… Всего-то меньше десяти дней прошло, и вот оно, письмо!.. Сереженька мой!..»
Она торопливо вскрыла письмо, и стала с жадностью вчитываться в каждое, написанное таким знакомым, твердым и уверенным почерком слово… …Прошло всего несколько минут, а Мила уже лежала на кровати с закрытыми глазами. Но… Нет, она не спала!.. На ее губах блуждала легкая, мечтательная улыбка очень счастливой женщины, а на груди лейтенанта лежало, уже прочитанное несколько раз, и даже выученное наизусть письмо ее капитана Николаева…
И Мила, уже мысленно, перечитывала его снова и снова, вспоминая каждую запятую:
«…Мила, любимая моя, здравствуй!
С тех пор, как ты уехала, я не получил от тебя ни одного письма. Через штаб дивизии узнал твой адрес и сам решил написать. Не знаю, получишь ли ты мое письмо, но знай, что я очень люблю тебя и жду того дня, когда снова смогу увидеть. Если ты обиделась на мои слова, то прости!.. Пройдет время, и ты поймешь, что я был прав…
Обнимаю и целую тебя.
Твой Сергей…»…
Она еще и еще раз вспоминала каждое слово этого письма, и думала:
«…Сережка-Сережка!.. Любимый мой капитан Николаев!.. Как же я по тебе скучаю!.. Глупый ты мой комбат!.. Неужели же ты подумал, что отправив меня сюда в «Школу», ты навсегда оградил меня от фронта? Ну, уж нет, любимый!!! Плохо же ты тогда меня знаешь!.. Мы еще встретимся! И очень скоро!..»
22 июня 1942 г. День Присяги…
…Пролетел месяц КМБ, за который вчерашние «девчонки с бантиками», приехавшие в конце мая в «Школу», превратились, стараниями своих командиров, в солдат…
Они уже поняли, что такое армия, и даже успели заматереть немного…
И вот наступил, наконец-то, тот, торжественный для каждой из них день, когда они, приняв Присягу, становились настоящими солдатами, бойцами Красной Армии…
И день это был, для каждой еще более знаменателен тем, что принимали они Присягу день в день, ровно через год, после начала войны… …Курсанты стояли в коротком строю в две шеренги с винтовками у правой ноги, а перед ними… …Девушка стояла перед строем, держала в левой руке развернутую красную папку с гербом СССР на обложке, с торжественным лицом произносила священные слова:
– Я, Капитолина Яровая, Гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, дисциплинированным, бдительным бойцом…
Они сменяли перед этим строем друг друга, произнося, наверное, самые важные в их молодых жизнях, слова: -…Строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказания командиров, комиссаров и начальников. Я клянусь добросовестно изучать военное дело… - Так же тожественно, окрепшим голосом произносила Зарина Рахимова.
Потом перед строем ее сменила Леся Мартынюк: -…И до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине и Рабоче-Крестьянскому Правительству. Я всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик…
Так же торжественно и четко проговорила эти слова и Ольга Рублева: -…И как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело. С достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами…
А вот у Маши Морозовой… У нее от волнения в самом конце дрогнул голос… Но, заметив грозный взгляд старшины Морозовой, очень быстро справилась с собой, и дочитала текст присяги до конца: -…Если же по злому умыслу я нарушу эту торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся… …Начальник «Школы» смотрела на этих девочек, а думала не о них… Вернее, не только о них, а и о тех, других девушках-новобранцах, которые уже сегодня к вечеру должны были прибыть в «Школу» по «Комсомольским путевкам» со всех концов страны… И они тоже, как и эти самые первые, должны были начать учиться с самого начала - строевой подготовки, изучения Уставов, учиться выдержке и дисциплине - учиться быть солдатами…