Цель вижу! Дилогия
Шрифт:
– Еще чего не хватало?
– Проговорила обиженная Ольга и надула губы.
– Она наряды будет хватать, а мы за нее впахивать будем?
– Глядишь, и из тебя что получится, сама говоришь - из обезьяны в человека!
– Проговорила Капа и присела на третий табурет, и улыбнулась, посмотрев на Лесю.
– В лошадь же тебе никто превращаться не предлагает!
– Пошли, что ли? Принцесса… - Проговорила Зарина, занимая половину последней табуретки, и оставляя место для Ольги.
– Приобщимся к народу! Коллективный труд, говорят, облагораживает… …Очистка картошки значительно ускорилась, ведра стали пустеть гораздо быстрее, и Маша уже начала надеяться, что ей сегодня удастся поспать хоть несколько часов, свернувшись калачиком на тюфяках в подсобке кухни - наряд есть наряд, и сутки надо было отслужить именно здесь…
– Слушай, Лесь… - Проговорила вдруг Капа, бросая в чан очередную очищенную картофелину.
– Вот мы друг про дружку уже почти все знаем, а про тебя почти ничего… Ну, кроме того, что ты коренная одесситка… Одесса же уже почти год под немцами… Как же ты сюда-то попала?
Леся улыбнулась, но… Не так, как обычно - лицо ее приняло выражение жгучей горечи:
– Да что рассказывать, девчонки… Веселого мало…
– Расскажи, Лесь!
– Проговорила Маша.
– Расскажи, а? Ты всегда такая смешная, но… Иногда смотришь на тебя…
– И что? Хочется обнять и плакать?
– Улыбнулась Леся.
– Ну… Что-то навроде этого… - Подтвердила Капа.
– Как грозовая туча в глазах стоит… Того и гляди прольется…
– Не прольется! Не дождутся!
– Зло проговорила Леся, и тут же смягчилась.
– Да нечего особенно рассказывать, девчонки…
Но ей, видимо уже и самой, и уже давно, хотелось поведать подругам свою историю, потому, что пауза была не длинная:
– Я же до войны успела два курса Одесского педагогического института закончить… На физкультурном факультете… - Проговорила Леся, и нож в ее руках буквально замелькал, не иначе, как на нервной почве, отбрасывая в сторону длинную «гирлянду».
– Хотела детишкам в школе физкультуру преподавать… Я же Мастер спорта по плаванию! А потом у меня еще был первый разряд по стрельбе, а в Осоавиахиме даже три прыжка с парашютом сделал… А тут война… Ну, я и пошла строить укрепления, как и все, уважающие себя одесситы…
Она взяла очередную картофелину из ведра и продолжила свой рассказ в полной тишине:
– Хотела добровольцем уйти, но… В военкомате сказали, что копать противотанковые рвы на подступах к Одессе тоже почти фронт… Так до августа и ковырялись… Бывало, что по нам из пушек стреляют, кругом снаряды рвутся, а мы копаем… А потом нас вывезли оттуда в город… Тех, кто жив остался… А в начале сентября, нас студенток «педина» во главе с детишками из одесских школ, посадили на огромный транспортный пароход «Армения», и отправили в Севастополь…
– Так ведь там тоже… - Прошептала Маша.
– А еще через две недели, уже из Крыма, я и еще несколько моих девчонок, с которыми мы учились вместе в институте, поехали на Кавказ, в Сухуми - мы тогда сопровождали детишек из «Артека»… Представляете, девчонки?..
– Глаза у Леси горели и метали молнии.
– Почти три тысячи детишек!!! И все перепуганные, как мышата!.. Со всех концов страны!.. И все домой хотят!.. И почти постоянно плачут…
Девушки сидели и слушали этот тяжелый рассказ своей такой всегда веселой подруги, а Леся…
Ее, вечно улыбающееся жизнерадостное лицо, было теперь очень сурово:
– Пока шли до Сухуми, нас чуть не потопили…
– Как это?
– Спросила Зарина.
– Торпедоносцы, Зара… - Вздохнула Леся.
– Хорошо еще, что мы шли в большом караване, который прикрывали три крейсера и два десятка истребителей… Но… Торпеда прошла всего метрах в ста… Я тогда уже и с жизнью попрощаться успела…
– Сволочи! По детям стрелять!..
– Зло проговорила Капа.
– Но ведь вы дошли?
– Дошли… Куда ж деваться?
– Наконец-то улыбнулась Леся.
– Ну, а дальше-то что?
– Не выдержала Маша.
– А дальше… Нам, студенткам пединститута, каждой поручили по пятьдесят-шестьдесят детишек, и отправили дальше… Так я со всем этим «детским садом» и добралась до Баку на поезде… Там детей устроили в местный детский дом, а меня взяли воспитательницей…
– Вот это да-а!
– протянула пораженная этой историей Ольга.
– А как же ты сюда, в «Школу» попала, Леся?
– А я почти каждый день в военкомат ходила и просилась на фронт!
– Улыбнулась одесситка.
– За полгода до такой изжоги их всех там достала, что они, в конце концов, вручили мне «комсомольскую путевку» и отправили сюда, на учебу…
– И что?
– А то, принцесса, что картошка-то уже и закончилась!
– Весело воскликнула одесситка.
– Все! Амба! На поверку пора и по койкам люли!!!
Девушки вымыли руки, и направились к выходу, а Леся еще на одну минуту задержалась около Маши:
– Ну, что, Мышь?
– Улыбнулась она.
– Иди в кладовку, забейся в уголок, и дрыхни до самого утра - на сегодня ты свободна!
– Спасибо вам, девочки!
– Проговорила Маша.
– Да чего уж там! Пока язык точили, вся картошка кончилась!
– И Леся легонько шлепнула подругу ладонью между лопаток.
– Иди уж! Страдалица та наша взводная…
Леся бросилась догонять подруг, а Маша… Она действительно прошла в кладовку и улеглась на теплые мешки с сухим горохом…
«…Принцесса на горошине!
– Подумала она, прикрыв глаза.
– А если бы не девчонки, то была бы ты, Машка, золушкой с картошкой!..»
«Школа». Офицерское общежитие…
…Мила прошла по коридору, остановилась около одной из дверей, и тихо постучала в деревянную филенку… Дверь открылась, и на пороге комнаты появилась женщина-комендант, в гимнастерке без ремня, с расстегнутым воротом…
– Ну что, Анна Матвеевна?
– Спросила с тревогой Сизова.
– Нет ничего, Мила… Пока пусто… - И взглянула в затуманившиеся глаза лейтенанта.
– Да не паникуй ты… Дело-то военное. Может, перевели его куда, или еще что… Почта-то знаешь, как сейчас работает…
Мила, молча, кивнула головой, соглашаясь с комендантом, резко повернулась и направилась к выходу.
– Далече-ль собралась, Мила?
– Пойду, посмотрю, как там вечерняя взвода поверка идет… Да и проветрюсь заодно…