Целестина, или Шестое чувство (илл. В. Самойлова)
Шрифт:
7
Ежи Гайдук тоже отправился в город. И тоже за подарками. Впрочем, в своих намерениях он не был оригинален — половина жителей Познани в эту минуту осаждала магазины, покупая рождественские сувениры, вторая половина пекла пироги с маком и коврижки. Отдельные представители обеих групп стояли в очередях за разными продовольственными продуктами, главным образом за карпом.
Как обычно, выйдя из дому, Ежи Гайдук завернул на улицу Словацкого. Он немного постоял возле киоска, но Цеся не появилась. Окна ее квартиры были освещены ярко и весело. Ежи пришел к заключению, что, вероятно, сегодня
Времени у него было немного. Поезд уходил в семь вечера: ужинать Ежи собирался у бабушки. Он шел вдоль освещенных витрин, где над грудами сумок и зонтов висели на ниточках шары и деды-морозы из пенопласта. И вдруг остановился, словно перед ним внезапно опустился шлагбаум.
Цеся!
Она стояла внутри магазина, склонившись над прилавком с зонтами. Потом выпрямилась и замерла в задумчивости, загадочно улыбаясь своим мыслям. Вокруг толпились люди, ее толкали, протискивались сбоку и сзади к прилавку, а она преспокойно стояла в этой суете и выглядела изумительно, но как-то совсем иначе, чем и школе.
Одета она была во что-то черное. На макушке — маленькая яркая шапочка.
Светловолосая головка в этой шапочке была похожа на весенний цветок на длинном черном стебле. Ежи не мог отвести от нее глаз.
8
В магазине было жарко и душно. Целестина оторвала взгляд от зонтов и увидала в стекле свое восхитительное отражение. Двух мнении быть не может: одежда красит человека. В старом Юлином пальто и вязаной шапочке в стиле «ретро» Телятинка себе понравилась. Правда, благодаря косметике она выглядела на добрых несколько лет старше, но в этом не было ничего дурного, совсем даже наоборот. Минут пять Целестина Жак простояла, любуясь своим элегантным силуэтом, однако в конце концов суровая действительность напомнила о себе: карпы потекли. То ли целлофановый мешочек порвался, то ли еще что случилось короче говоря, из сетки Цесе накапало прямо в сапог, и она поняла, что надо поскорей купить для мамы зонтик и поспешить домой, чтобы там прикончить непокорных рыбок.
Цеся выбрала первый попавшийся зонт, получила у продавщицы чек, заплатила деньги и наконец вышла из магазина. Карпы продолжали течь, сетку трясло от резких конвульсий. Цеся решила, что разумнее всего преодолеть небольшое расстояние до дому бегом. А о дальнейшей судьбе карпов пускай заботятся другие.
И побежала.
Снова пошел снег, в воздухе стало совсем бело. Холодные хлопья кружились над землей, подгоняемые ветром. Тот же ветер, как на крыльях, нес Цесю и ее рыб и вдруг на углу кинул все эти сокровища в объятия идущего навстречу человека.
— Ого! — услышала она приятный баритон, и кто-то крепко обхватил ее за талию.
Цеся подняла глаза и почувствовала, что ей дурно. Ее обнимал бородатый брюнет студенческого возраста. Свет, падавший из книжного магазина, озарял его строгие, мужественные черты и зажигал золотые искорки в бездонных глазах. Бородач, не ослабляя объятий, разглядывал Цесю с интересом,
— Пустите меня! — холодно сказала она, хмуря брови. Голову потерять она могла, но ни за что не могла позволить, чтобы он об этом догадался.
Бородач засмеялся, как Мефистофель.
— Почему? — спросил он глубоким голосом, заставившим Цесю затрепетать.
— Потому что у меня карпы текут, — собравшись с духом, ответила она.
Удивление, появившееся на лице бородача, было наградой за ее непреклонность. Он мгновенно разжал объятия и отпустил Целестину на свободу. Цеся была уверена, что, едва это произойдет, она немедленно удалится, всем своим видом демонстрируя возмущение. Но почему-то, к собственному изумлению, продолжала стоять на месте, с нарочитой неторопливостью помахивая сеткой с рыбами.
Бородач перевел взгляд на карпов.
— Вон оно что… — сказал он с сочувствием. — Обстоятельства против нас. Но мы еще встретимся, надеюсь. Например, послезавтра, в парке Монюшко, у памятника. В четыре.
— Вот еще, — ответила Цеся, с трудом скрывая восторг. Впервые в жизни ей назначили свидание!
— Значит, в четыре, — повторил бородач тоном человека, не сомневающегося в победе. — Ждать буду пять минут, — и, окинув Цесю пламенным взором, ушел, нарочито пружиня шаг.
А Цесю мгновенно охватило черное отчаяние. Красавец, конечно, понял, что ошибся. Небось идет теперь и думает: ну и дура. Карпы! О подлая судьба! Ну что ей стоило помолчать — всегда лучше загадочно молчать, чем городить всякую ерунду, какая только взбредет в голову. И почему она не позволила удержать себя в объятиях, что, кстати, было чрезвычайно приятно!
На свидание бородач не придет. Это ясно. Впрочем, может, оно и к лучшему. Он решительно чересчур красив. Такие, как правило, избалованы успехом у женщин.
Если б он увидел Целестину Жак при свете дня, его бы постигло жестокое разочарование.
Да, но ведь пока что он ее видел при вечернем освещении. Кроме того, встретиться предложил уже после того, как она брякнула насчет карпов. Значит, карпы его не остановили.
Может быть, он все-таки придет на свидание?
Пусть приходит. Целестины у памятника он не застанет. Если она ему понравилась, пусть остается в его памяти прекрасным воспоминанием. Она избавит его от разочарования, а себя — от позора.
— Я не пойду на свидание, — громко сказала Целестина Жак и энергично зашагала вперед.
9
Семья Жаков в некотором роде находилась в особом положении: жила в доме так называемой старой постройки. В этом были свои преимущества и недостатки. К недостаткам относились: прогнивший потолок в ванной, с которого в дождливые дни лила вода, а также полчища короедов, подтачивающих все деревянные части здания. Преимуществ насчитывалось больше. В странной квартире Жаков, нетипичной даже для дома старой постройки, хотя и соответствующей по метражу государственным нормам, было множество прелестных закутков, которые даже самый придирчивый управдом не решился бы причислить к жилой площади.