Целестина, или Шестое чувство (илл. В. Самойлова)
Шрифт:
— Ошибаешься, дорогая, я вовсе не заставляю тебя со мной заниматься, — процедила Данка с изысканной вежливостью.
— Верно. Но кто-то другой заставляет, и ты об этом прекрасно знаешь.
— Тогда почему тебя это так волнует?! — с раздражением воскликнула Данка.
— Потому что я ему обещала тебя подтянуть!
Данка вскочила.
— А мне плевать! — крикнула она. — Заладили одно: подтянуть, подтянуть! Идиоткой меня считают. Ну и пусть. Мне все равно!
— И тебе не обидно потерять год?!
— Я его не потеряю, — заявила Данка. — Я его
Цеся почувствовала, что у нее нет больше сил. Что делать? Как помочь Данке? Как выполнить легкомысленно взятые на себя обязательства? Она настолько устала и так была расстроена, что голова отказывалась работать. По совести говоря, ей бы хотелось сейчас исчезнуть. Забиться куда-нибудь в угол, укрыться черным пледом и заснуть, заткнув пальцами уши. Просто-напросто исчезнуть и не видеть всего этого.
Данка посмотрела на часы и села за стол.
— Можешь угостить меня чаем, — сказала она. — В шесть мы встречаемся с Павлом. Я еще успею выпить чашечку.
— А я не хочу угощать тебя чаем, — взбунтовалась Цеся.
— Не хочешь, не надо, — обиделась Данка. — Ах да, я видела твоего Гайдука с Касей. Они даже немножко меня проводили, до твоего подъезда.
— Да? — проговорила Цеся равнодушно, в то время как черное отчаяние разлилось в ее душе. — Гляди-ка… — И вдруг голос у нее дрогнул.
Вскочив, она выбежала из комнаты, чтобы скрыть от Данки постыдное проявление своей слабости. Укрыться было негде. Цеся чувствовала, как на глаза у нее навертываются слезы, и понимала, что, если немедленно куда-нибудь не спрячется, устроит недурной спектакль на потеху всем родственникам и посторонним, пребывающим под крышей этого дома. Ей хотелось кричать, биться головой об стенку, колотить посуду, наконец, выпрыгнуть в окно. Найти убежище было просто необходимо.
Пробегая по длинному коридору, Цеся торопливо прикинула в уме свои возможности и убедилась, что все до единого помещения в доме, не исключая ванной, заняты. Поэтому она бросилась к двери, ведущей на чердак, и, позволив себе громко расплакаться, помчалась вверх по ступенькам на башню.
Там она рыдала примерно минут десять, когда же вынуждена была взяться за полотенце, поскольку носовой платок промок насквозь, вдруг почувствовала, что ей становится весело. Потом Цеся посмотрелась в висящее на стене зеркальце и, увидав свою равномерно вспухшую, покрытую ярко-красными пятнами физиономию, фыркнула. Съев пачку печенья в шоколаде, она уже собралась было поставить пластинку Скарлатти, когда на лестнице послышались легкие Данусины шаги.
Цеся непроизвольно подскочила к двери и повернула в замке ключ. Потом удобно расположилась на надувном матрасе, и на ее лице расцвела веселая улыбка.
— Однако это весьма недурная идея, — тихонько сказала она себе. — Хотя, конечно, и плагиат.
4
Целых два часа Бобик расписывал яйца. Оставшись наедине со своей музой, он сосредоточенно и педантично, с тихим благоговением размалевывал скорлупу
— Ну, как дела, Бобик? — спросила мама Жак, входя в комнату с подносом в руках. — Каковы плоды детского творчества? Все в порядке?
— Сама посмотри, — предложил Бобик.
— Сейчас, сейчас, — сказала мама Жак, расставляя чашки с чаем.
В комнату вошла Бобикина мама.
— Ну, как дела, Бобик? — задала она не слишком оригинальный вопрос. — Как твои писанки?
— Сама посмотри, — повторил Бобик, смутно догадываясь, что ни ту, ни другую его шедевры особенно не интересуют. Он даже слегка обиделся.
Тетя Веся подошла к сыну.
— О господи! — вдруг раздался ее вопль.
Мама Жак выронила сразу все ложечки.
— Что случилось? — крикнула она.
— Сама посмотри, — простонала Веся.
Мама Жак подошла ближе и окаменела. Писанки Бобика, выдержанные в красивых чистых тонах, с первого взгляда казались прелестными. Со второго взгляда они вызывали неясную тревогу. Но стоило к ним хорошенько приглядеться, они открывали свою зловещую суть.
— Что это? — воскликнула мама Жак, указывая на яйцо, испещренное страшными, скрюченными червяками.
— Это? — уточнил Бобик. — Это бактерии.
— А это? — поинтересовалась Веся.
— Это? Битва под Сомосьеррой 13 . Танковая атака.
— А это? — беззвучно спросила Веся, зная, к сожалению, каков будет ответ.
— Это? — сказал Бобик. — А, это. Это Гитлер.
Прочие экземпляры — а Бобик старательно изрисовал все десять яиц наглядно продемонстрировали тете Весе, что у ее ребенка крайне односторонние интересы. Отступлением от военной тематики можно было считать лишь два изображения — бактерий и витаминов, оба чрезвычайно мрачные, и портрет мыши всего один, но зато мышка на нем вышла как живая.
13
Сомосьерра — перевал в горах Сьерра-де-Гвадаррама, где в 1808 году успешная атака польской легкой кавалерии, входившей в состав французской армии, открыла Наполеону путь на Мадрид.
— Ну как? — допытывался Бобик. — Красиво? — С некоторой грустью он отметил, что плоды его напряженных творческих усилий не нашли признания в глазах матери и тетки. Причины этого он совершенно не понимал. — Может, чересчур грустные цвета? — спросил он.
— Нет, почему же, — ответила мама, не слишком, как ему показалось, искренне. — Цвета очень даже веселенькие.
— Да, да, — поддержала ее тетя Жак. — Что-что, а цвета — просто блеск.
Бобик только собрался заметить, что все остальное тоже блеск, когда хлопнула дверь, и в комнату ворвалась Данка.