Шрифт:
Пролог
Пятница, 18 апреля 1980 года. Утро
Минск, улица Подлесная
…Минские скверы только-только окутываются зеленым листвяным маревом. На яблонях робко набухают почки, ловя неверный сугрев. Без куртки на улицу не выйдешь — зябко, и стылый ветер задувает. В небе — хмарь, на земле — слякоть…
— Слово предоставляется кандидату физико-математических наук Михаилу Гарину!
«А на Украине всё цветет и пахнет…», — перебирал я весенние думки,
Актовый зал во 2-м корпусе МРТИ впечатлял большим и светлым объемом — наружу сквозили не окна даже, а стеклянный фасад от пола до недосягаемого потолка, словно забранный в гигантскую раму узкими полуколоннами. И по всему лучистому пространству расходился волнами гул людских голосов.
Зал набился битком, девятьсот мест — и ни одного пустующего!
Первый ряд, как водится, отдали почетным гостям — со сцены я различил и ректора Ильина, и физика Борисевича, рулившего Академией наук Белоруссии, и Колмогорова с Александровым. Академики зажали самого Машерова, и шушукались втроем.
Слава богу, каменеть в президиуме не пришлось, но приветить ученую братию надо. Как-никак, всесоюзный конгресс посвятили высокотемпературным сверхпроводникам, а уж тут приоритет за вашим покорным слугой — сей факт даже амеры не оспаривали. Мои губы изогнулись в усмешке — хронофизика не скоро станет темой научных сборищ…
— Товарищи!
Шиканье прошелестело от партера к задним рядам, и гомон стих.
— Не буду утомлять вас историей открытия, этапами развития и прочей шелухой, — начал я резво и дерзко. — Сразу отмечу главное — советская наука лидирует в раскрытии секретов сверхпроводимости едва ли не комнатной температуры. Более того, мы первыми в мире реализуем добытые знания. На днях запущена ВТСП-ЛЭП протяженностью два с половиной километра, она соединила две мощные подстанции в Ленинграде.
Обычно ВТСП-кабель создается на основе сверхпроводящей керамики в серебряной матрице, но это, так сказать, технология первого поколения, пройденный этап. А мы уже пробуем наносить керамическую пленку на ленту из никель-вольфрамового сплава…
Говорил я минут двадцать. Рассказал, как в ленинградском Физтехе мудрят над сверхпроводящими магнитами для новосибирского «Токммака» и коллайдера в Протвино, над бездиссипативными тоководами и прочими мудреными темами. В общем, наука на марше.
На место я вернулся под бурные аплодисменты, и плюхнулся, тесня по-барски развалившегося Киврина. Володька тут же пришатнулся, шепча и давясь от хиханек:
— Представляешь, какой бы ор поднялся, объяви ты про ускоритель!
— Тише ты, несерьезная личность! — сердито зашипел я. — Лучше внимай.
— Да кому там внимать! — пренебрежительно фыркнул Киврин. — Отстающим всяким…
После меня выступили Келдыш, Капица-отец и Сахаров.
В обширном вестибюле с двумя рядами круглых колонн было людно, но глаз по привычке выцепил Вайткуса — тот по-дружески болтал с Машеровым. А генсек с жаром убеждал в чем-то техдира.
Старые знакомые, видать. Таких у Ромуальдыча — полстраны.
— Миша! — грянул Вайткус, подзывая. — Етта… Знакомься! Петр Миронович!
— Просто Миша, — я
— О, это вопрос времени! — отзеркалил мою улыбку Генеральный секретарь ЦК КПСС. — Послушайте, Михаил… Я тут с Арсением побалакал…. Понимаете, для меня очень важна репутация республики. Кто бы что не говорил — или не шипел про мой «бульбашский» национализм, а только вот это всё, — он повел руками в широком жесте, — моя родная земля! Как же за нее не порадеть? Да только «МАЗа» с «БелАЗом» мне мало. Хочется, знаете ли, чего повыше! Я, вот, как послушал вас, так сразу и замечталось мне. Знаете, о чем? О поезде «Москва — Минск», да не простом, а на магнитной подвеске! И чтоб магниты — сверхпроводящие!
— О-о… — завел я, качая головой. — Ну, и размах у вас, Петр Миронович! М-м… В принципе… Фришман в Гомеле, насколько я помню, ставил опыты еще года три назад. А прошлой осенью в Раменском запустили первый вагон на магнитной подушке… ТП-04, по-моему. Но там путей — с полкилометра всего, разогнаться не успеешь. Хотя… — мои губы повело в ухмылку. — Армяне уже вовсю пробивают строительство первой магнитной трассы от Еревана до Севана, а это километров шестьдесят, как минимум.
— Ну уж нет! — возмутился Машеров. — Белорусы должны быть первее! Михаил, а давайте мы это дело обсудим где-нибудь… э-э… на природе?
— А давайте, — улыбнулся я.
— Тогда приглашаю всю вашу группу в «Вискули»! — энергично толкнул Генеральный. — Беловежская пуща… Красотища… — искушал он. — Сосны, зубры — и тишина…
— Готов… — разморенно вымолвил Ромуальдыч. — Вези в свою пущу. И чтобы зубры… Володька! — трубно воззвал он. — Корнеев где?
— Тута! — отозвался Киврин.
— Зови его, и поехали!
— А куда?
— По дороге объясню. Поехали!
Мы всей толпой влезли в старую «Чайку». Машеров умостился рядом с водилой, пожилым, но крепким Евгением Федорычем, а наша четверка разделила салон с охранником генсека, бравым майором Чесноковым.
— Здорово, — загудел Вайткус, поручкавшись с прикрепленным. — И как ты его только терпишь? — кивнул он на посмеивавшегося «Мироныча». — Кортеж, называется…
— Притерпелся, — скупо улыбнулся офицер, подав мне жесткую ладонь. — Валентин Федорович.
— Михаил.
— Владимир, — потянулся Киврин.
— Витя… — ляпнул Корнеев, и побагровел. — Мн-э-э… Виктор.
Мощный двигун ГАЗ-13 басисто заурчал, и лимузин тронулся, плавно разгоняясь. Вперед вырвалась белая «Волга» без мигалки, но с «крякалкой» СГУ. Вот и весь эскорт.
Тот же день, позже
Брестская область, Вискули
Беловежская пуща — последний клочок древней европейской тайги. По счастью, охотились здесь лишь короли, да императоры. Стало быть, и живность уцелела, и растительность — дровосеков сюда, понятное дело, не пущали. Вот и укрепились в тутошних местах великанские ели в три обхвата, да дубы по шестьсот лет с гаком.
Даже воздух здесь иной, напоенный травами, каких в округе не сыщешь.