Целитель. Пятилетку в три года!

Большаков Валерий

«Наверное, сочувствует себе, – подумал Щукин. – Жалко же отдавать целых пятнадцать минут на общее дело! Сейчас бы чайку заварил, парочку конфет стрескал… «Гулливер» называются. Как раз на кружку хватило бы…»

Капитон Иванович нахохлился, ожидая, пока все рассядутся да угомонятся, и брюзгливо начал:

– Будете работать по теме «Немо». Это – работник

МИДа, проживает в Ленинграде. Мы прочесали мидовское Дипагентство на Кутузова и вышли на некоего Сергея Гарбуза… – Начальник смолк, пожевал губами в глубокой задумчивости. – Вы вот что… Проявите, уж будьте добры, максимум терпения и осторожности. Тема, по которой вам работать, соприкасается со сверхсекретной операцией «Ностромо», и даже Блеер не посвящен в нее, не говоря уже про меня…

Сосед Александра, старший оперуполномоченный Кольцов, слегка наклонил голову и сердито зашептал:

– Ты чего лыбишься? Об чем думаешь, младший разведчик Щукин?

– Да это я так, отвлекся. – Краснея, Саша принял очень строгий вид.

– Пока что на Гарбуза заведено дело оперативной проверки, – внушительно сказал Капитон Иванович, – и теперь только от вас зависит, продвинемся ли мы дальше и куда именно. Вопросы есть?

Коренастый мужичок со шрамом на щеке, сидевший напротив Щукина, встал, громыхнув стулом.

– Старший разведчик Тихонов. Товарищ подполковник, а фото объекта…

– Да, да, да! – перебил его хозяин кабинета, выдвигая ящик. – Хорошо, что напомнили… Вот, полюбуйтесь. Оперативная съемка.

Он веером пустил по столу пачку черно-белых фотографий. Щукин живо сцапал одну из них. Снимок не отличался четкостью, но приметы сразу пошли на ум.

Длинная шея с выпирающим кадыком. Вялый подбородок. Большой рот, широкий нос, а глазки крохотные, прячутся в тени кустистых бровей. Малосимпатичный тип, так и хочется задержать. Да наподдать, пока старший оперуполномоченный не видит…

Перетерев все детали, Капитон Иванович указал опергруппе на выход:

– Шуруйте!

* * *

Отслужив, как надо, Саша возвращался не спеша. Девушки у него не было – «по младости лет», как он бодро рапортовал старшим товарищам, а торопиться на квартиру к тете Калерии казалось ему странным. Эта старорежимная особа с вечно поджатыми губами обожала воспитывать оперсотрудника Щукина, то есть отравлять жизнь бесконечными замечаниями, стенаниями и назиданиями.

А тот мелкий, мельчайший, совершенно микроскопический фактик, что воспитуемому двадцать три годика и он в статусе «молчела», игнорировался напрочь.

«Деточка, – дребезжала тетя Лера, высокомерно задирая седую голову, – у нас с тобой слишком разные возрастные категории, чтобы я опускалась до споров. Ужин будет подан через десять минут. Изволь вымыть руки, желательно с мылом».

Свернув на Кронверкскую, Саша побрел со скоростью рассеянного поэта, прогуливающегося по осенним аллеям. Не сразу, но некая зримая заноза вывела его из меланхолической отстраненности.

Зябнущий прохожий впереди то и дело передергивал плечами, словно пытаясь согреться под своею дубленкой. Резко повернув голову в «колючей» шапке из нутрии, как будто оглядываясь, он нервно содрал перчатку и сунул руку в карман, вытягивая красную зажигалку.

Щукин похолодел. Этот носатый профиль… Он его узнал! Ну, конечно! Сергей Гарбуз, консульский служащий, или как они там записываются, в своих трудовых книжках…

Саша беспомощно оглянулся. Гарбуз наверняка что-то задумал.

«Сейчас или шнурки на ботинках станет затягивать, или прикурит, лишь бы пропустить меня вперед, – заторопились мысли, – чтоб за спиной – никого…»

Решившись, Щукин круто свернул к пешеходному переходу. «Уазик» со смешным названием «буханка» лихо тормознул у самой «зебры». Пока старушка с палочкой ковыляла на ту сторону, Саша скользнул за «буханку» и приблизился к водителю, смуглому парнише с белым, как вата, чубом. Увидав красную книжечку сотрудника КГБ, водила живо завертел ручкой, опуская стекло.

Конец ознакомительного фрагмента.