Целитель. Становление
Шрифт:
Собрав свой нехитрый инструмент, Пашка переехал. Теперь он был реально владельцем отдельного помещения. Если не считать, что помещение это было предназначено для хранения инвентаря уборщицы и отсутствия окон, то было вполне прилично. У Пашки появлялась возможность покемарить после ночных смен и почитать художественную литературу.
Круг его общения, если не считать утренних, продуктовых заказов, сузился до одного человека. Это была женщина, лет тридцати пяти, по имени Вера Ивановна. Она приносила Пашке новые кипы бумаг и забирала те, что он успевал сшить.
Они почти не разговаривали, но даже в короткие их моменты встреч, Пашка чувствовал – с
Сам не понимая как, но он видел своим внутренним, понятным только одному ему зрением, что женщина находится на грани.
И однажды он набрался смелости и решил с ней заговорить: «Вера Ивановна, Вы меня простите, но мне кажется, Вас что-то очень беспокоит! Не знаю как, но, думаю, я могу вам помочь!».
Вера Ивановна резко взглянула на наглеца и уже хотела было уйти, но остановилась на самом пороге, замерла и, не поворачиваясь к Пашке, заплакала. Он сидел за своим заваленным бумагами столом и видел, как ее плечи мелко подергиваются в такт ее всхлипываниям. Ох, как же он не любил, когда женщины плакали при нем, это всегда делало его каким-то дураком, он не знал, что делать и говорить.
А плакала Вера из-за того, что вот уже лет пять ее муж стал сильно ревновать, а потом и бить. Воспитанная в суровых, советских нормах Вера и не помышляла о разводе, ведь у них была «прекрасная» семья и двое детей. Поэтому ей приходилось терпеть и молчать. Но последнее время становилось это делать все труднее и труднее, как и скрывать следы побоев. Больше всего Вера боялась, что муж когда-нибудь ударит ее по лицу, и вот как тогда идти на работу? Все же сразу поймут, что ее семья далеко не «образцовая» и весь имидж счастливой женщины, создаваемый ею годами, рухнет в один миг.
Она стояла и плакала, не понимая, чем ей может помочь этот пацан. Но чем больше она рыдала, тем легче ей становилось. Со слезами выходили накопленные за последние годы эмоции, ведь счастливые женщины не плачут, и она не позволяла себе этого делать!
С заплаканным лицом и красными глазами в отдел не пойдешь, оставалось только одно – пересидеть до полного успокоения здесь вместе с практикантом. Она повернулась к Пашке, взяла стул и уселась за столом напротив.
Так они и сидели и молчали. Вера Ивановна думала, как бы заставить практиканта держать язык за зубами, а Пашка боролся с нестерпимым желанием помочь этой несчастной женщине. Прекрасно видя, что на диалог она явно не настроена, тем не менее Пашка с трудом держал себя в руках. Где-то внутри себя он понимал одно – ему нужно лишь заговорить, а вот то, что он будет говорить, родится, как всегда само. Так бывало уже не раз, когда люди приходили к нему за помощью. Вся его задача, заключалась в том, чтобы своим умом не мешать потоку слов и мыслей.
Вот и в этот раз, Пашка был на сто процентов уверен, что может помочь женщине, даже не смотря на ее откровенное неприятие.
Он на секунду закрыл глаза, глубоко вдохнул и выпалил: «Вера Ивановна! Можете верить, можете нет, но я могу Вам помочь! Я уже многим смог помочь, правда не знаю, как у меня это выходит!».
Он поднял глаза и посмотрел на собеседницу, она продолжала тереть и без того красные глаза платком. Вера ничего не ответила, и Пашка принял это как согласие.
Сделав еще один глубокий вдох, Пашка начал говорить, теперь уже почти безотрывно глядя на собеседницу: «Как я уже сказал, Вы можете верить, можете нет, но я действительно вижу некоторые вещи, которые непонятны другим людям. А бывает, что и не вижу, а просто знаю! Так вот, в Вашем случае я могу сказать одно, ваш муж не такой уж и зверь, как кажется последнее время!».
От этих слов Вера Ивановна вздрогнула, как от удара током. Откуда он знает про мужа? Она стала судорожно перебирать в голове возможные логические варианты. Но ни один из них не подходил для этого случая. У них с практикантом ну просто не было никаких общих знакомых! А на работе она ни с кем не делилась, ибо у нее был имидж – образцовой жены в образцовой семье! Голова от такого шла кругом.
А Пашка, видя, что как всегда угодил в самое яблочко, продолжил: «Вы же не всегда так жили! Все же у вас хорошо было! Это же только последние четыре-пять лет он на Вас отрывается!».
После этих слов Вера Ивановна зарыдала с новой силой. Пашка уже имел опыт,подобного общения с женщинами и знал, что нужно дать ей плакать столько, сколько нужно. Она плакала, он молчал, так прошло минут пять.
Видя, что поток эмоций сходит на нет, Пашка продолжил: «Знаете, бывает так, что человек сам не ведает, что творит, а потом ему и самому очень стыдно. Вот и Ваш муж, он не совсем еще пропащий, ему можно помочь!».
После этих слов Вера даже перестала тереть глаза, она очень внимательно посмотрела в глаза практиканта. И внутреннее, женское чутье безапелляционно верило этому мальчишке.
И, видя, что он, наконец, привлек ее внимание, Пашка продолжил: «Еще раз скажу, я не знаю, откуда мне приходит информация, я ее просто передаю, знаю одно, она всегда верная! Так вот, вспомните, пожалуйста, Вашего мужа угощала едой какая-то посторонняя женщина? Может быть, даже при Вас. Это было как раз четыре-пять лет назад!».
Вера задумалась: «Да так сразу и не вспомнишь! Может, и угощала, я не знаю!».
«Знаете! Просто надо вспомнить!» – с неизвестно откуда появившейся наглостью ответил Пашка.
Вера даже наморщила лоб от напряжения. Она молчала с минуту и, вдруг, резко встала, подняла палец вверх и совсем по-девчачьи радостно вскрикнула: «Вспомнила! Вспомнила! Как раз лет пять назад это было, мы только дачу купили! Есть там у нас одна соседка напротив по линии! Она с первых дней начала моего мужа просить всякие мелочи помочь! Бак перенести, теплицу помочь накрыть, шланг подключить и все такое! Я по первости не возражала, думала, ну как не помочь по-соседски? Потом она и начала как раз мужа подкармливать! То огурцов даст, то ягоды! А терпение мое лопнуло, когда она приперлась с целым тазиком пирогов в благодарность за то, что муж ей ворота помог приварить. Выхожу я из бани, а он довольный сидит, лопает ее пироги! А она сама в халате с таким вырезом, что пупок видно! Вот тогда я не сдержалась, нахамила ей откровенно! Муж меня долго потом стыдил, да так, что мне и самой едва стыдно не стало!»
Выпалив все это почти на одном дыхании, Вера с явным облегчением, плюхнулась обратно на стул. Впервые в жизни, она разговаривала с чужим человеком так откровенно. Это и пугало, и радовало одновременно. Несмотря на то, что практикант был еще совсем пацан, от него шла какая-то неведомая сила, которой подспудно хотелось довериться!
Пашка выдержал почти мхатовскую паузу и заговорил: «Вот Вы сами все и рассказали! А соседка ваша роста небольшого, волосы у нее совсем темные и взгляд очень-очень тяжелый!».