Целитель
Шрифт:
Таркиайнен напряженно улыбнулся, потом последовал короткий сухой смешок.
— Их просто нельзя никак назвать по-другому. Даже после того, как они узнали, что стали причиной всей этой катастрофы, они продолжали делать свое дело. Продолжали убивать своей ложью. А хуже обмана ничего нет. Вся эта их болтовня об окружающей среде, экологии, бережном отношении к природе. Как будто можно заменить чем-то то, что замене не подлежит, предложив взамен горы мусора.
Он сделал еще один шаг в сторону. Я ступил за ним сначала через одну шпалу, потом — через следующую. Таркиайнен продолжал говорить все более взволнованным голосом:
— Вы
Теперь Таркиайнен стоял возле самого последнего пути. Я смотрел на него и молча слушал. Земля вдруг задрожала, и я оглянулся. От вокзала отходил очередной поезд. Он должен был приблизиться к нам примерно через минуту.
— Мы — в свободном падении, Тапани. Все, что мы можем делать, — это следовать тому, что подскажет сердце. Постараться защитить хорошее, даже если сознаем, что уже поздно.
Звуки приближавшегося поезда сотрясали воздух. Я слышал удары металла по металлу, это колеса вагонов с грохотом катились по рельсам.
— Я на стороне добра, Тапани. Были времена, когда я мечтал спасти весь мир, и никак не меньше. Теперь, когда мир спасти невозможно, мне остается только сделать все, чтобы добро продолжало жить, как живут зло и эгоизм. Может быть, справедливость и не восторжествует, но она не исчезнет совсем.
Поезд издал длинный низкий предупреждающий сигнал. Я поднял пистолет. Поезд почти настиг нас. Сделав пару шагов назад, я посмотрел на Таркиайнена. Он стоял прямо перед поездом посреди пути, освещенный прожектором локомотива. Низкий гул гудка отражался от окружающих скал. Потом поезд промчался в двух метрах от меня, и Таркиайнен исчез. Я опустил пистолет.
Когда поезд прогрохотал мимо и стало тихо, я с беспокойством посмотрел на пути. Мой взгляд был прикован к тому месту, где я только что видел Таркиайнена. Я был готов увидеть… Что? Куски человеческого тела, белеющие кости и разбросанные повсюду внутренние органы?
Но я видел перед собой только грубую гальку насыпи, шпалы и сиявшие в ночи рельсы. Подняв глаза чуть выше, я заметил высокий забор, а дальше — еще более высокую каменную стену, блестевшую от дождя. Я огляделся. Был виден лишь удалявшийся хвост поезда, который вскоре тоже исчез. Все, что осталось, — это только рельсы, уходившие куда-то в бесконечность.
Я посмотрел в другую сторону и увидел все те же рельсы, раскинувшиеся подобно гигантской паутине, и ярко светившийся вокзал на горизонте. И никаких следов Паси Таркиайнена.
Несколько раз я повернулся вокруг себя. Но не увидел ничего нового — только холодный дождь перед глазами. Холод снова сжал мое тело в стальных объятиях. Я сунул пистолет в карман куртки и побрел обратно к станции.
Кто-то спрыгнул с платформы на рельсы и быстро шагал, почти бежал в мою сторону, спотыкаясь через каждые три-четыре шага. Я узнал эту решительную походку любителя прогуляться пешком. Мне были знакомы и несколько криво сидевшая серо-голубая куртка, и мешковатые черные джинсы. Что-то странное было только в руках, которые человек держал вдоль тела, не пытаясь балансировать ими при ходьбе. Еще до того, как мне стали видны волосы и лицо, я уже понял, кто это. Волосы были грязными и спутанными, а лицо бледным и мокрым. Когда человек приблизился ко мне, я смог разглядеть кровоточившую царапину на правой щеке, темное пятно на подбородке, сухие и потрескавшиеся губы. Теперь мне было видно, что пояс человека затянут пластиковой лентой, а в его глазах я разглядел признаки смертельной усталости и одновременно упрямой решимости и силы.
Йоханна наткнулась на меня. Я поцеловал ее волосы и прижал голову к груди. Йоханна тыкалась мне в грудь, в лицо, руки. По глазам жены я понял, что ее накачали наркотиками, ей трудно было говорить. Слова вырывались наружу, короткие и резкие, и я почти не понимал их. Но это было не важно. Я обнимал ее и шептал в ухо нежные слова. Наверное, я тысячу раз сказал, как люблю ее.
Затем я обернулся и увидел Яатинена. Он сидел на багажной тележке, на которой его везли к другому краю платформы. Сидя на ней под дождем, он был похож на капитана корабля, несущего вахту. Инспектор тянул ко мне руки, и я знал, что он спрашивает про Таркиайнена. Я покачал головой.
Его руки тут же опустились, и он стал просто смотреть на нас с Йоханной. На лице было выражение то ли непонимания, то ли разочарования. Меня это не волновало. Я закрыл глаза и сосредоточился на лучшем, что мог чувствовать в своих руках.
Я повел Йоханну обратно к зданию вокзала. Ее шаг был неуверенным, но мы шли в верном направлении.
Утро Страстной пятницы
Любой скрип в доме, постукивание птичьих лапок по жести подоконника или шум ветра в кронах сосен, склонившихся к окну нашей спальни, заставляли Йоханну вздрагивать. Но она тут же засыпала снова.
Это было яркое весеннее утро в конце апреля. Солнце встало рано и заливало все вокруг ровным и мощным светом.
Я старался не прикасаться к Йоханне. Малейшее прикосновение могло ее разбудить. Одеяло намоталось вокруг моей жены, как бандаж. Щека глубоко утонула в подушке, и мне было слышно, как спокойно и ровно посапывает Йоханна во сне.
Я бесшумно выбрался из кровати, закрыл за собой дверь в спальню и прошел на кухню. Сварив кофе, я встал у окна. Залив Ванханкаупунки манил ярко-голубой поверхностью, по которой бежала чуть заметная рябь от дуновения ветра. Повсюду на деревьях были заметны многочисленные признаки прихода весны с ее переходом от бледных почек к настоящей глубокой зелени.
О прошлом Рождестве мне уже почти ничего не напоминало. Йоханна, конечно, давно уже восстановилась физически. Хотя у нее все еще бывают иногда ночные кошмары, бессонница, боязнь некоторых мест и некоторого времени суток, в чем она, впрочем, не любит признаваться даже самой себе.
Я налил себе кофе, сел за компьютер, открыл почту и стал читать новости. Почему-то они больше меня не расстраивают, несмотря на то что с каждым днем жизнь вокруг становится все хуже. Когда вчера я разговаривал об этом с Яатиненом, он заметил, что причина состоит в том, что теперь я смотрю на жизнь так же, как и он, реалистично, без бессмысленных надежд, не оглядываясь назад. Наверное, он имеет в виду, что теперь я каждый день проживаю новую жизнь. Что ж, я не возражаю.