Целитель
Шрифт:
Секретарша Людмила заметила перемены настроения в поведении Бугрова, стараясь угодить ему чаем и сладостями, поддержать разговор. Она одевалась корректно, модно и без шокирующих глаз юбок до пупартовой связки, как у многих секретарш и развязанных девчонок. Брюки носила очень редко, считая себя женщиной, у которой красивые ноги и не надо скрывать кривизну под штанами. Правда девушки относились к своей фигуре по-разному, некоторым хорошо бы сменить кроткие юбки на брюки, скрывая тонкие и костистые ноги кавелеристки.
Бугров не ездил домой на обед, все
— Вам бы пообедать как следует, Иван Петрович, а не перебиваться на печенье. Если позволите, то я вас приглашаю в соседнее кафе. Супчик в обед необходим обязательно, вторые блюда…
Бугров удивился, его еще никто и никогда не приглашал в кафе. А тут секретарша. Правда сделала она это из «материнских» побуждений и заботы о шефе. Тридцать лет женщине, пора бы и замуж, а она все одна. Но кто знает, может у нее есть друг и отношения только налаживаются.
— Да, Людмила, пойдемте, пообедаем, — ответил он.
Они кушали молча и Бугров почувствовал стеснение, девушка младше его на двадцать лет. Причем здесь возраст, это обыкновенный обед. Но червячок уже засел внутри и начал подтачивать душу. Он стал чаще обращать внимание на ее лицо, грудь, талию, ножки, стал замечать одежду, в которой она приходила на работу. Раньше спроси его в какой сегодня юбке Людмила и он бы не ответил, не обратил внимания. А сейчас замечал и это стало раздражать его, он вдруг почувствовал себя мужчиной.
Они спали с женой в одной постели, но отношений уже не было. Мужчины перестали ее интересовать, только один треп был на уме и наряды, которые складывать в квартире уже было некуда. Оставшиеся деньги после продажи своего бизнеса Иван забрал из шкатулки. Вечером его встретила разъяренная Евгения:
— Ты куда деньги девал, гад паршивый? Я сегодня в бутик собралась, а денег нет.
— Зачем тебе деньги, Женя? Нарядов уже предостаточно, ужин ты не готовишь. Зачем тебе деньги?
— Как это зачем, ты что несешь? Я уже все платья свои одевала. Я что должна — в старье ходить?
— Если ты один раз одела платье, то это уже старье? Тебе не кажется, Женя, что ты ведешь себя неадекватно? Еды нет и тебя самой нет вечерами, я все время один, ужин готовлю сам, кстати и на тебя в том числе. Тебе не кажется, что ты стала содержанкой, но они хоть сексом расплачиваются, а тебя и дома-то не бывает, все по подружкам шаришься. Надо денег — иди на работу, кассиром тебя везде возьмут или продавцом.
Бугров решил больше не говорить и ушел в другую комнату, но жена прибежала и туда.
— На работу… ишь чего захотел. Я родственница Сибирцевой и могу себе позволить не работать.
— Тогда пусть она тебя и содержит, а мне надоело быть одному, покупать продукты, готовить еду. Зачем мне такая жена?
Он ушел из квартиры совсем, хлопнув дверью. Идти было некуда. Иван взял машину из гаража и уехал к сыну. Федор с Надеждой поняли
Евгения два часа подряд металась по квартире, костеря мужа последними словами. Потом решила поехать к сыну, чтобы он вразумил отца. Ехала с одной злорадной мыслью, произнося вслух: «Федор тебе покажет кузькину мать, он тебя враз образумит, пожалеешь еще, что накричал, нагрубил мне. Все деньги у тебя заберу и на улицу выкину, живи на своей работе и дома даже появляться не смей, подлец. Учить он меня будет, на работу выгонять, гад паршивый»…
Увидев мужа, она просто остервенела:
— Ты знаешь, сынок, что натворил твой подлый папаша? Он все деньги забрал и говорит, что нарядов у меня предостаточно, что я еду не готовлю, дома не бываю и мне на работу надо идти устраиваться. Представляешь, сынок, что мелет этот конченный идиот? Ни одного платья у меня нет, всю одежду подружки видели, в чем мне вечером к ним идти? А этот гад деньги забрал. Пусть отдает и катится к чертовой матери, видеть его больше не желаю. Он меня содержанкой назвал, представляешь, сынок, говорит, что содержанки хоть сексом расплачиваются, а я ему не сексуальная кукла, я родственница Сибирцевых, это надо всегда помнить и почитать.
Надежда с Федором и отцом выслушали ее внимательно, не перебивая и не выражая эмоций. Когда она затихла на минутку, Федор заговорил:
— Отец приезжает домой с работы усталый, поесть нечего, сам себе ужин готовит при неработающей и бездельничающей жене. Дом грязью зарос, в углах пыль многослойная, а у тебя на уме одни наряды и подружки. Правильно отец сказал — тебе на работу пора устроиться, дом в порядок привести, продукты покупать и ужин готовить. Не желаешь этого делать — разводись и живи отдельно, квартиру отец разменяет. А сейчас езжай домой и подумай хорошенько о своем поведении.
— Ах так, ты тоже от меня отворачиваешься, сынок, ну и живи, как знаешь…
Евгения повернулась и ушла. На следующий день она подала на развод. Иван ушел, оставив ей квартиру и машину, не стал ничего делить. После развода он купил себе другую пятикомнатную жилплощадь, обставил мебелью. Готовить он уже привык сам и не нуждался больше ни в чьей помощи. Вечерами часто задерживался на работе, спешить было не к кому.
Секретарша не уходила раньше него с работы, сидела в своей приемной, лишний раз не напоминая о себе. Как-то он спросил ее:
— Вы почему, Людмила, домой не идете? Рабочий день закончился, аврала у нас нет.
Она ответила ему с грустной улыбкой:
— Скучно одной дома, вот и стараюсь побыть на работе подольше.
— Да-а, — протяжно ответил Бугров, потом словно встрепенулся, — но вы же молоды, вся жизнь впереди. Встретите мужчину, поженитесь.
— Я уже была замужем, Иван Петрович, и больше не хочу. За глаза хватило одного брака, больше не желаю. Одной хоть и скучно бывает, за то никто не обидит и грубого слова не скажет. Я привыкла уже и ничего менять мне не хочется.