Целительница моей души
Шрифт:
Шрам на шее никуда не делся, и контраст был поразительным, переход очень чётким, выглядело всё это не особо красиво, но зато наглядно показывало, что мне удалось сделать. Ничего, уберу шрам целиком, молодая кожа загорит, сравнявшись цветом с той, что вокруг, или наоборот, загар сойдёт с лица — зима-то не за горами, — и никто уже не сможет определить, где прежде был шрам.
— На сегодня всё, — я подарила лёгкую удовлетворённую улыбку мужчине, тоже открывшему глаза и вопросительно на меня глядящему. — Продолжим в следующий раз. Принести вам зеркало?
И как я не додумалась сразу его припасти? Впрочем, денёк сегодня выдался сумбурным, не о каждой
— Не надо, — мужчина пощупал свой шрам, точнее, то место, где он прежде был. Его глаза удивлённо расширились, пальцы забегали по скуле и шее, ища и не находя грубый рубец. — Не может быть!
Последние слова он практически выкрикнул, и на пороге тут же нарисовалась парочка из приёмной, во все глаза уставившись на лицо своего спутника.
— Это невозможно! — воскликнул Миллард. — Просто… невозможно…
— Это сложно, — поправила я. — Долго и требует больших затрат силы. Но ничего невозможного нет. Необратима только смерть.
После моих слов брюнет вздрогнул и впился в меня нечитаемым взглядом. Потом переглянулся со своими спутниками, шагнул ко мне, взял за руку, положил что-то на ладонь, сжал мои пальцы в кулак и быстро вышел из комнаты, уронив на прощание:
— Завтра в это же время.
И пока я стояла, пялясь на три золотых в своей ладони — мы договаривались на один за весь шрам, а я убрала треть, не более, — хлопнула входная дверь. Подхватившись, я кинулась следом, даже не зная — зачем, то ли вернуть лишние деньги, то ли просто попрощаться, но улица уже была пуста. Почти пуста, какая-то парочка вдалеке направлялась в мою сторону, а вот загадочной троицы видно не было. Ни их, ни уезжающей кареты, ничего.
— Интересно, кто из них портальщик? — мимолётно подумала я, потом пожала плечами, заперла дверь и, зевая, отправилась спать — уже перевалило за полночь, завтра нужно будет следить за временем и не засиживаться так долго, утром поспать подольше не получится.
Разбудил меня луч солнца, прицельно бивший из моего так называемого оконца прямо в лицо — подумала, что нужно ложиться головой в другую сторону, занавешивать эту кроху не хотелось, хоть какой-то свежий воздух, — и негромкий гомон на улице. Быстро оделась, поплескала ледяной водой в лицо, чтобы проснуться и, выглянув наружу, была встречена радостными приветствиями небольшой группы страждущих. Все твёрдо стояли на ногах, никого окровавленного я тоже не заметила — и чего им неймётся в такую рань?
Впрочем, если это мои соседи по улице, то смысл в этом был — после открытия магазинов им самим будет уже некогда. Но это вовсе не означает, что я должна буду каждый день вставать в пять и работать без завтрака, для меня же никто магазины в пять не откроет. Ладно, сегодня, в виде исключения, приму до открытия всех, а потом — только экстренных.
Запустив страждущих в приёмную, я оглядела их и первой пригласила мать с младенцем, которому убрала крапивницу, а молодой кормящей матери — жене владельца кофейни, — посоветовала отказаться от кофе, а заодно и еще от кое-каких продуктов, из-за которых её малыш покрывался сыпью и очень плохо засыпал. Несколько раз переспросив: «Точно не сглаз?», женщина ушла, бормоча себе под нос, что зря, наверное, чуть соседке волосы не выдрала, раз не её это вина, надо бы извиниться.
Потом я быстренько разделалась с почти созревшим фурункулом, мигренью, ожогом, к счастью, от обычного утюга и всего двухдневной давности, и загнанной глубоко в ладонь занозой, ранка вокруг которой уже начала гноиться. Осталось двое — старушка с радикулитом
Оставшись одна, быстро написала на листе бумаги расписание приёма, предусмотрев перерыв на обед и выходной в воскресенье, крупно приписав, что вне этих часов принимаю только рожениц и людей с травмами и болезнями, угрожающими жизни. Конечно, это не помешает кому-то посчитать угрозой для жизни ноющий зуб или порезанный палец, но надеюсь, их остановит предупреждение, что если угрозы для жизни не будет, плата за приём возрастёт в три раза. А за тройную цену я согласна встать среди ночи даже из-за насморка.
Переписав получившееся на отдельный листочек, чтобы отослать кого-нибудь из детей заказать табличку, когда мастерская резчика по дереву откроется, я прикрепила лист на дверь на уровне глаз. После чего спокойно отправилась готовить завтрак, предварительно заглянув в сарайчик, где курочки меня порадовали свежими яичками, а спасённая Ланой Рыжуха распушилась над кладкой в отдельно стоящем ящике, застеленном соломой, показывая, что девочка в ней не ошиблась.
Раздав за завтраком задание детям и предупредив, что, возможно, сегодня буду занята весь день и вечер. Но это даже хорошо, ведь когда вокруг не останется людей с застарелыми болячками, я стану посвободнее, но и доход уменьшится, так что, нужно пользоваться моментом. Дети поняли всё правильно, девочки вызвались взять на себя готовку даже из неудобной картошки, последнее — с тяжёлым вздохом, мальчики пообещали заняться двором, начав уничтожать бурьян, освобождая тройняшкам место для работ, но главное — это уроки. Магия — это хорошо, но если не знать хотя бы азов той же математики, в академию соваться смысла нет.
На той неделе начну искать детям школу, пока же нужно немного обжиться и разобраться с потоком пациентов.
Слух о том, что я лечу без боли, быстро разошёлся по окрестностям, и поток пациентов не иссякал, приходилось захватывать часть перерыва на обед и задерживаться после окончания приёма. Но и количество денег в банке, стоящей в кухонном шкафу среди похожих банок с крупами, быстро росло, хватит и на продукты, за которыми дети сами ходили на рынок, и на всё, что понадобится моим студентам для учёбы. Золото, полученное от брюнета, я складывала в тайник в сундуке, целее будет. Стану посвободнее — отнесу в банк, под проценты.
Это напомнило мне первые дни в Пригорном — тогда ко мне тоже нескончаемым, как казалось, потоком шли жители села, а потом и окрестных деревень, потом волна сошла почти на нет, стало легче. Зато благодарные пациенты нанесли нам кучу еды, одежды для детей, кур и даже поросёнка, стало уже не так страшно за своё будущее, особенно когда тройняшки освоились на огороде и раздобыли семена.
Но было и существенное отличие — сейчас со мной осталось лишь четверо достаточно больших и самостоятельных детей, способных с лёгкостью вести наше хозяйство, пока я пропадаю на приёме больных. А тогда у меня на руках было четверо малышей, плюс дети постарше, которые тоже требовали заботы, а я сама была ещё таким ребёнком! Совершенно к самостоятельной жизни не приспособленной. И не представляю, что бы делала, как справлялась, если бы не семейка Бронк.