Целительный эффект

Дэвис Дебора

Согласись со спокойным предложением регистраторши уйти домой, Рейн не захотела, чтобы ей вызвали такси. Пару миль за рулем она проедет за несколько минут и будет дома, в своей спальне, будто этого адского дня никогда и не было Правда, в голове все еще шумит, и шрам на подбородке, как видно, останется. Но ведь это ничто по сравнению с тем, что ребенок потерял мать, а молодая девушка — жизнь.

Рейн удивилась, что у нее откуда-то еще взялись силы передвигаться. Уличный воздух оказался холоднее прежнего, и ветер осыпал лицо мелкими кристалликами льда. Она машинально подняла воротник к своим ярким завиткам волос,

сунула руки в карманы, вглядываясь в ночь еще не привыкшими к темноте глазами. Дальше фонари лишь частично освещали автостоянку, а она, как назло, не запомнила место, где поставила «мустанг». Вдобавок она никак не могла нащупать в сумочке ключи от машины. И поэтому ею снова овладел приступ отчаяния, хотелось зарыдать, закричать. Вот уж точно — она, вероятно, рассыплется на куски, едва переступив порог своего дома, если вообще доберется домой: столько испытаний за один день никто не в состоянии вынести.

Щелкнув в досаде замком сумочки, она не понятно почему быстро отошла от края тротуара, оказавшись на проезжей части мостовой.

И тут же мощный звук клаксона оглушил, а свет фар ослепил ее. Она замерла на дороге, ни на что не реагируя. Раздался резкий скрип шин, и темно-синий «порш» остановился в нескольких футах от нее.

Дверца кабины водителя открылась и захлопнулась. К ней шел мужчина, его фигура освещалась светом фар. На нем были выцветшие джинсы и кожаная куртка. Длинные светлые волосы казались взъерошенными. Выражение лица было напряженно неприятным. Рейн понимала, поступила безрассудно, крайне неуклюже, но слова, которые она хотела сказать в оправдание, застряли в горле. Она вся дрожала.

Мужчина приблизился, и она увидела, что кожа его покрыта загаром, что у него крепкие скулы, а в уголках рта и глаз нет и тени улыбки или хотя бы любезности. Он показался ей циничным и агрессивным.

— С вами все в порядке? — Его голос был низким и раздраженным, а интонация как бы говорила, что он предпочел бы лучше использовать время, чем беседовать с ней.

— В порядке, но, конечно, не благодаря вам.

Она, разумеется, должна была извиниться перед ним, но то, как он к ней подошел, исключило это. Поэтому и она смотрела на него сейчас враждебно, желая, чтобы он повернулся и ушел к своей машине.

Но он не собирался уходить, глаза его сверкали гневом, и от этого Рейн почувствовала, будто вся ее кожа горит. Он, должно быть, хотел увидеть в ее выражении лица хоть проблеск вины, но не увидел и разъярился еще больше:

— Разве мама не научила вас, куда надо смотреть, переходя дорогу?

— У меня, к сожалению, нет мамы. А вблизи стоянок существуют пределы скорости, — сухо отпарировала она. — Или вы не заметили дорожного знака?

— При чем тут скорость!

— Притом, что это ваша небрежность, а не моя.

— Послушайте, не надо мне читать лекцию!

Рейн чувствовала, что с нею сейчас будет истерика, и она не сможет достойно отвечать на его выпады. Общение с этим заносчивым и грубым мужчиной было выше ее сил. Ничего себе — прекрасный конец кошмарного дня! Она сильнее сжала сумку, не желая показывать ему, что ее руки трясутся. Воздух был очень холодный, и пар их дыхания смешивался. Это ей почему-то показалось отвратительным. Она машинально сделала шаг назад. Он угрожающе последовал за ней.

— Леди, вы так легко не отделаетесь!

Со злостью,

которая обычно делала ее еще очаровательнее, Рейн нанесла контрудар:

— Почему же? Ведь это было глупейшее происшествие, свидетелем которого я когда-либо была!

— Свидетелем!? Вы были участницей! А мое участие в этом не глупее, чем то, как вы вылетели со стоянки, будто перескочили через диван!

Да, это был явно не джентльмен. Иначе он не стал бы придираться к ней, когда у нее и так ныло все тело, словно ее искупали в проруби.

А его чувственный рот продолжал кривиться в типичной усмешке:

— Вы что же, всегда ходите среди машин с опущенной головой!? Этакие волосы у вас — уж не они ли помешали вам видеть, куда вы идете?

Рейн непроизвольно запустила руку в свои золотисто-рыжие кудри в ответ на его язвительное замечание и снова перешла в атаку:

— Я полагала, что пешеход может сам выбирать дорогу, а водитель обязан уступать ее. Или такая машина, как ваша, имеет особые привилегии? — Она выразительно кивнула головой в сторону покинутого «порша». Но тут боль пронзила ее так внезапно, так коварно, что она болезненно сморщилась, и он это заметил. Ее затрудненное дыхание тоже встревожило его, и прежде чем она подняла руку к голове, он уже старался помочь ей. Рейн лишь секунду колебалась, искать ли его поддержки или сопротивляться, но предательское головокружение сделало выбор за нее. Рейн легонько оперлась головой на его твердое плечо и ясно почувствовала, как стальные руки обхватили ее покачнувшееся тело. Головокружение усиливал запах его кожи и мужского крема после бритья, но поверхность кожаной куртки приятно холодила лицо. Опомнившись, она резко отпрянула, хотя и не стоило сейчас делать никаких резких движений.

— Извините, — это ее слово прозвучало довольно жестко.

— Не надо извинения, — ответил он. На ее лице, несмотря на холод, появились капельки пота, и при виде этого его глаза сузились. Он осторожно развернул ее к свету, его руки заскользили по плечам и голове Рейн. Она почувствовала, как прядь волос соскользнула с виска и услышала, как он понимающе хмыкнул:

— Вы не сказали мне, что ранены. — В его серьезном тоне звучало очевидное раздражение заставившее ее жестко ответить:

— Не беспокойтесь, это не вы сделали.

— Я вижу. Почему вы ничего не сделали с этим порезом? Здесь нужен хотя бы пластырь.

— Это ничего.

Расстроенная Рейн попыталась выскользнуть из его рук:

— Оставьте меня.

— Успокойтесь. — Он держал ее неподвижно и продолжал говорить о порезе.

— Нет, тут, пожалуй, надо наложить шов.

— Нет. — Рейн плотно сжала рот, всем своим видом не принимая его властную манеру держать ее. Она ведь не ребенок. Да и какое ему до нее дело.

— Один шов, — добавил он сухо. — Порез быстрее пройдет и не будет шрама. Впрочем, шрам — это не худшее, что может появиться от удара по голове. Вы, возможно, ушиблись сильнее, чем думаете. Весьма вероятно, у вас сотрясение.

— Я переживу. — В тот момент, когда она сказала эти слова, она хотела лишь одного — уйти поскорее. Подальше от больницы, от этого человека. Иначе она здесь же, при нем рассыплется на части. Она выразительно посмотрела на коричневого цвета жилистую руку, державшую ее подбородок, и он отпустил ее, но в последний момент схватил за запястье.