Целуй меня
Шрифт:
Сдвинув брови, она слегка отстраняется от меня.
— Ты хочешь, чтобы я тебе соврала? — за последние несколько месяцев она стала очень настороженной. Даже больше, чем обычно.
— Зачем ты это делаешь, Morte? — спрашиваю я. — Зачем убегаешь и прячешься, даже после того, как убила Арнальдо? Зачем ты убегаешь от меня? Почему не доверяешь? Разве я не был рядом, когда все могло полететь к чертям собачьим?
— Основной причиной этого был ты сам. Ты не можешь объявлять себя героем только потому, что навел порядок после устроенного тобой же бардака, — Уна отступает от меня на шаг, в сторону дивана. Она всегда так делает, когда волнуется. —
Она всегда торгуется со мной.
— Мой отец… мой родной отец… он и есть босс.
Она замирает на месте, вытаращив глаза.
— Главный босс? Твой отец Чезаро Уголи?
Я киваю, и Уна качает головой.
— Мне следовало догадаться. И все это время ты знал?
— Да.
По лицу Уны видно, как паззлы постепенно складываются в ее голове.
— Значит, это был план. Изначально все было спланировано. Анна … все ради этого.
— Начиная с самого первого момента нашей встречи, все было спланировано именно для того, чтобы ты убила Арнальдо. Для того чтобы я стал младшим боссом.
Ее лицо превращается в застывшую маску. Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы точно засечь тот миг, когда она блокирует все свои эмоции.
— Но я совсем не ожидал того желания, которое испытываю к тебе. К тому времени, как ты оказалась в опасности, я уже знал, что смогу защитить тебя. Но ты сбежала.
Резко выдохнув, она поворачивается ко мне лицом.
— Я знала, на что шла. Мне было известно, что ты, ублюдок, используешь меня. Я сама согласилась на это.
Склонив голову набок, я медленно приближаюсь к Уне, вторгаясь в ее личное пространство. Она отодвигается от меня до тех пор, пока не натыкается спиной на преграду, и я упираюсь ладонью в стену у нее за головой. — Твоя очередь. Почему ты сбежала?
Она сердито смотрит на меня.
— Потому что меня заказали, оценив мою голову в пять миллионов. И я понятия не имела, кто это сделал.
Я наклоняюсь ближе и касаюсь губами ее щеки. Она пахнет ванилью и оружейным маслом, от одного этого запаха мой член твердеет. Уна пытается высвободиться, но я прижимаю ее к стене всем своим телом.
— Если это так, то зачем выпрыгивать из окна, после того как ты убила Арнальдо?
— Я … — она останавливается и лишь молча открывает и закрывает рот.
— Ты моя, Morte. Я бы защитил тебя.
Уна тяжело сглатывает и внимательно всматривается в мои глаза, словно ища в них подтверждение этим словам.
— Я должна сделать все сама, — выдыхает она.
— Сделать сама что? — медленно спрашиваю я.
Она зажмуривает глаза и приоткрывает губы. Такая хрупкая. Такая невинная. Хотя я знаю, что это совсем не так.
— Мне нужно уехать отсюда, Неро, — говорит она.
Резко выдохнув сквозь стиснутые зубы, я обхватываю рукой ее шею, сжимая пальцы на нежной коже. Открыв глаза, она отталкивается от стены — прямо в мои объятия. Губы Уны ласково касаются моих, я ощущаю на языке ее теплое дыхание, и кровь моя ускоряет движение по венам.
— Позволь мне уйти, и через несколько месяцев я вернусь к тебе, — говорит она, демонстрируя неожиданную для нее беззащитность.
Прищурив глаза, я внимательно смотрю на Уну, пытаясь прочитать ее мысли.
— Я обещаю. Королева всегда защищает короля, помнишь?
— Уже нет.
Откинув голову обратно к стене, Уна прикусывает нижнюю губу. Я ни разу еще не видел ее настолько измученной: она словно выстояла схватку
— Пожалуйста, — просит она.
— Зачем? Что это за дело такое, на выполнение которого требуется несколько месяцев?
И тут до меня доходит. Все встает на свои места. Недостающий паззл закрывает зияющую дыру в общей головоломке.
— Нет! — я стискиваю горло Уны сильнее и прижимаю ее спиной к стене. — Нет!
Она бьет меня кулаком в живот. Я рычу и прижимаюсь к ней всем телом до тех пор, пока наши губы едва не соприкасаются.
— Позволь мне уйти и родить ребенка, — говорит она. — А потом я вернусь.
— Так вот что ты надумала? Родить ребенка в чужой стране и бросить его? — от гнева, граничащего с яростью, я почти кричу.
Она стискивает зубы, пытаясь оттолкнуть меня.
— Нет, я отдам его на усыновление. Это не значит бросить.
— Проклятье! — все мое тело зудит от напряжения и гнева. Я испытываю желание отойти от нее, но в то же время ни за что не хочу отпускать ее снова. Как она могла так поступить?
— А что ты предлагаешь?
— Если ты, черт возьми, не хочешь его, то почему нельзя было просто избавиться от беременности? — шиплю я ей в лицо.
Уна замирает и опускает взгляд в пол. После долгой паузы она, наконец, говорит:
— Я не хотела ребенка, но и этого делать не буду. Посмотри на нас, Неро, — она жестом указывает на меня и на себя поочередно. — Я не могу иметь ребенка. Детям нужно … — она отворачивается, и ее взгляд становится отстраненным. — Я не знаю. Только точно не мы…
Моя хватка на ее горле ослабевает, и я, положив ладонь ей на щеку, обвожу большим пальцем контур нижней губы. О, моя жестокая бабочка. Такая сильная. Но с такой непоправимо искалеченной душой. И так твердо стоящая на своем. Она считает себя орудием убийства, натренированным и выпущенным на волю. И больше ничем. Но это не так. Уна — гораздо больше, чем орудие убийства. Она бросила все, чтобы спасти свою сестру! Сестру, которую не видела тринадцать лет. Сестру, о существовании которой должна была забыть, благодаря зверской системе обучения и воспитания. Она не понимает одного: Николай хотел, чтобы она не испытывала больше никаких чувств, но она по-прежнему чувствует, и, значит, ему не удалось ее сломить. То, что Уна считает слабостью, является доказательством ее невероятной силы. Она права: мы есть и навсегда останемся безжалостными и жестокими. Это у нас в крови. Это инстинкты. Понимаю, что она говорит правильные вещи, но все же хочу чего-то… Того, что всегда считал ничего не значащим. До этого момента. До того самого мгновения, пока не столкнулся с этим лицом к лицу. С тем, что уже растет внутри нее. Внутри моей зловещей королевы.
— Ты можешь считать себя гиблой. Ты можешь быть убийцей. Но ты не бессердечна, — я убираю ладонь от ее лица, и Уна открывает глаза. Одинокая слеза катится по ее щеке. За то время, что я знаю эту женщину, мне довелось видеть, как она убивает, даже не моргнув глазом, и как она угрожает людям без малейших угрызений совести. Я слышал, как душераздирающе она кричит во сне от боли. Я видел, как она оплакивала судьбу своей сестры. Я наблюдал, как ее защитная оболочка медленно растрескивается и откалывается кусочек за кусочком. И с каждым новым осколком меня все больше затягивает и влечет к ней. Но мы такие, какие есть. Уна всегда должна быть моей силой, а я — ее. Потому что в противном случае мы станем слабостью друг друга.