Целуй меня
Шрифт:
— Она всего в двадцати милях от базы, — говорит Джио, опуская айпад на кофейный столик. На карте мигает маленькая красная точка. Когда мы в первый раз перехватили Уну в Париже, то усыпили ее, и я приказал врачу вживить ей в шею «жучок». Сама она ни за что о нем не догадается. Надеюсь, русские не станут сканировать ее на предмет возможных следящих устройств.
— Даже если мы сумеем добраться до базы, Николай сгонит туда целую армию. Эта операция по спасению Уны будет чистым
Я чувствую себя совершенно беспомощным, и это невыносимо. Вцепившись в край стола и склонившись над ним, я пытаюсь убедить себя, что еще не все потеряно, что мы еще поборемся, но, черт возьми, она сложила оружие, даже не сказав мне. Она сделала все за моей спиной, поэтому у меня нет ни плана, ни способов добраться до нее. Она вычеркнула меня из состава игроков, и теперь я просто сторонний наблюдатель, а Уна вместе с моим ребенком в неприступной крепости у человека, которого она в открытую называла сумасшедшим.
— Найди способ связаться с Сашей, — обращаюсь я к Джио. Он хорошо разбирается в компьютерах и разном хакерском дерьме. Уверен, он найдет способ отправить сообщение парню. Сейчас Саша вполне может оказаться для нас единственным связующим звеном с Уной. Джио кивает и выходит из комнаты.
Джексон смотрит на меня.
— Что ты задумал?
— Собери всех парней и свяжись с Девоном. Я хочу, чтобы к завтрашнему утру все были в сборе. Мы спалим дотла этих русских. Если хочешь поймать гребаную крысу — выкури ее.
Девон — мой Нью-Йоркский капо, безгранично преданный и смертельно опасный. Никого из парней не придется просить дважды, когда речь зайдет о том, чтобы прикончить русских.
— Будет сделано, — он поднимается на ноги. Я наливаю себе виски. Джексон задерживается перед дверью. — Мы вернем ее, босс, — и после этих слов выходит.
Надеюсь, он не ошибается, иначе моей ярости не будет предела, я поставлю раком всю гребаную русскую «Братву». В конце концов, что мне терять, если не будет ни Уны, ни ребенка?
***
Я стою перед одним из клубов, принадлежащих русским. Неприметного вида кирпичное здание в Нижнем Ист-Сайде, расположенное между двумя сетевыми ресторанами. Обычный человек даже внимания на него не обратил бы, но я-то знаю.
Прислонившись к капоту своей машины, я подношу сигарету к губам и делаю глубокую затяжку. Уна не выходит у меня из головы. Интересно, что он с ней сделал? Эти мысли только подогревают мою ярость, они — как постоянный приток кислорода, подпитывающего адский огонь.
Из-за угла появляется Джексон и вальяжной походкой направляется ко мне.
— Может, ты отойдешь? — говорит он с коварной улыбкой. Мы пригибаемся за моей машиной, двое его парней укрываются
Джексон запрокидывает голову и демонически хохочет:
— Кому жареных русских?
Выпрямившись во весь рост, я наблюдаю за тем, как пламя охватывает невысокую кирпичную постройку и, распространяясь с невероятной быстротой, перекидывается на соседние рестораны. Люди с криками бегут по улице, из ресторанов, пошатываясь, выходят посетители. Из русского клуба — никого. Джексон заложил такое количество взрывчатки, что от здания вдвое большего размера не осталось бы и камня на камне.
Как и следовало ожидать, крыша клуба медленно проседает, а потом проваливается внутрь, превращая здание в пылающие руины. Раздается еще один взрыв, от которого содрогается земля.
Обойдя машину, я сажусь на водительское сиденье. Окно с моей стороны выбито взрывной волной, но мне все равно. Это только одна из двенадцати запланированных по всему городу акций. Николай решил, что сможет забрать принадлежащее мне, и ему за это ничего не будет? Пусть полюбуется на последствия. За себя я не переживаю — что еще он может мне сделать? Он и так забрал у меня все, поэтому теперь и я с удовольствием понаблюдаю, как кровь русских тварей (пусть и не его личная) будет заливать улицы Нью-Йорка.
Отъехав за несколько кварталов от места взрыва, я звоню Чезаре.
— Неро, — раздается его голос из автомобильных динамиков.
Джексон отворачивается к окну, делая вид, что наш разговор его не интересует.
— Уна у Николая, — сообщаю я, и по моему ровному голосу невозможно догадаться, что внутри меня пылает ярость. — Звоню тебе из вежливости. Кажется, самое время связаться с твоими русскими друзьями.
— Что ты собираешься предпринять? — осторожно спрашивает он.
Я сухо усмехаюсь.
— Уже предпринял. И сожгу дотла все, к чему имеют отношение русские. Передай им: за каждый день, который я проведу без моей женщины и ребенка, своими жизнями заплатят русская женщина и русский ребенок, — рычу я сквозь стиснутые зубы.
— Нет. Ты заходишь слишком далеко. Она же сама из русских. Из «Элиты».
— Я ведь никогда не рассказывал тебе, какую участь Николай уготовил моему ребенку?
В ответ тишина.
— Он хочет сделать из него идеального бойца. С самого рождения воспитывать из него грозное оружие «Братвы».