Целуются зори
Шрифт:
— Тебе куда надо-то? Ведь тебя заберут, Леша! Лешей тебя зовут-то? Ой, господи! Ну-ко вставай, вставай!
Лешка только улыбался, мычал и мотал головой.
— Приезжий ты, что ли? Лешка мотал головой, улыбался.
— Что делать-то мне с тобой? Где живешь-то? Ну-ко давай вставай! Пошто напился-то эдак? И дружки у тебя хороши, бросили одного. Ну-ко давай вставай!
Теперь Лешка перестал даже улыбаться, он засыпал у забора, и Фаинка остановила подвернувшееся такси. Она привезла Лешку к дому Акимовны, где снимала крохотную комнатушку. Дом был на замке, старухи ушли в церковь. Фаинка отпустила шофера
— Ой ты, дурачок! Ну, миленький, полежи маленько, полежи… Да я приду к тебе после, приду, — шептала Фаинка, когда Лешка сделал слабую попытку обнять ее. — Полежи тут, поспи. Ой, какой дурачок…
Она подождала, пока он не уснул на топчане. Потом, вздохнув, встала, подумала и на замок заперла сарайку. Оглянувшись, начала охорашиваться.
Самое занятное было то, что я и сам не поверил Егоровичу, когда он рассказывал о своих последующих приключениях. Но Егорович божился, что все было именно так.
Потеряв Николая Ивановича, он сделал еще одну попытку узнать адрес дочери через справочное. Но то ли фамилию зятя он знал неточно, то ли плохо старались, но адрес опять не сказали.
Город шумел. Егорович не знал, куда податься. Вдруг он бросился бежать: по улице шли новобранцы, и вчерашний сержант командовал строем. Егорович побежал прямо к сержанту. Машина затормозила, регулировщик засвистел, движение застопорилось.
— Левое плечо вперед!
Егорович подскакивал к сержанту то справа, то слева, но тот, оберегая авторитет, не признавался. Из строя послышались голоса: «Вот еще командир», «Давай, батя, смени начальство!»
— Раз-говорчики! — Сержант не обращал на Егоровича внимания.
— Товарищ, товарищ, как тебя… я, значит, фуражку-то… фуражку на пароходе оставил, где у тебя моя-то? Отдай мою-то, там у меня адрес. Зять Станислав…
— Демьянчук! — обернулся лейтенант.
__ Так и так, значит, фуражка евонная. — Егорович показал фуражку лейтенанту.
— Что за чушь! Ваша? — спросил лейтенант сержанта.
— Так точно! То есть никак нет, товарищ лейтенант! Нет необходимости… — Сержант не хотел больше шуму из-за фуражки.
Бестолково объясняя лейтенанту все дело, Егорович шел за строем, но лейтенант так и не смог ничего понять.
— Идите, отец, идите! — улыбнулся лейтенант.
— Отделение… Стой! Нале…фо! Равняйсь! Смирно! — скомандовал сержант, когда подошли к вокзалу.
Егорович тоже встал по стойке «смирно», одернул рубаху. Лейтенант инструктировал призывников перед посадкой в вагоны.
Вскоре началась посадка. Егорович махнул рукой, отступился. Он зашел в вокзал, пристроился было в зале ожидания, но его оттуда прогнали: началась уборка. Перешел в другой зал — погнали и оттуда. Затужил, перешел обратно. Плохое настроение не мешало ему с любопытством наблюдать, как работает автомат с газированной водой. Вдруг по радио громко объявили: «Товарища Воробьева из колхоза „Передовой“ просят срочно пройти в комнату дежурного по вокзалу». Егорович подумал, что его ищет милиция из-за вчерашнего случая в ресторане. Засуетился, пересел на другое место. Объявление повторили. Егорович, озираясь, пятился, хотел скрыться, но одна из дверей вдруг открылась перед самым его носом. Егорович замер. Перед ним, лоб в лоб, стоял мужчина в черном дорогом костюме.
— Вы товарищ Воробьев?
— Так точно… — Егорович испуганно одернул рубаху.
— Пройдемте, пожалуйста, машина нас ждет.
— Это… я ведь, голубок, вроде ни при чем. Меня чего, надолго? Кабы я знал, я разве пошел бы в этот лесторан!
— Ничего, товарищ Воробьев, ничего. Пообедали?
— Уж хуже некуда, лучше не говори.
— Так, хорошо. А как общее самочувствие?
— Да что, какое уж тут самочувствие. Ни за что ни про что… Отпустил бы меня, голубчик…
— Нельзя, товарищ Воробьев, нельзя. Порядок есть порядок.
— Оно конешно… Только отпустил бы…
— Заседание уже началось, опаздываем.
— Прямо и на заседание? Вроде бы следствие сперва должно быть… Это… Значит, зять Станислав ничего не знает…
— Сообщим, сообщим, товарищ Воробьев, и зятю сообщим. Есть у него телефон? С ночлегом, значит, все ясно?
— Так точно ясно. Отпустил бы ты меня…
— Ничего, ничего. Вас уже в президиуме спрашивали. Где, говорят, у нас товарищ Воробьев? Ждут, ждут.
— Дак ведь хоть бы провинился в чем…
— Никто никого не винит. Опоздали немного, ничего
— Сроду на казенной скамье не бывал…
— Ничего, смелее, товарищ Воробьев, смелее.
— Смелее… Я бы и рад смелее-то, кабы виноват был.
— Сюда, пожалуйста!
Егорович ни жив ни мертв залез в машину — он думал, что его повезут прямо в суд за вчерашнюю драку.
— За мной идите, за мной, — говорил сопровождающий, когда подъехали к большому украшенному зданию. — Сюда, пожалуйста, сюда, товарищ Воробьев.
Егоровича через служебный проход привели куда-то наверх. Здесь виднелись часть президиума, зал и трибуна с выступающими. Сопровождающий провел растерявшегося Егоровича в президиум, усадил на свободный стул, шепнул что-то председательствующему и бесшумно ушел. Егорович совсем потерялся. Громадный светлый зал был полон, всюду был бархат и яркий свет. Председательствующий жестом остановил оратора, встал:
— Товарищи, на слет только что прибыл бригадир колхоза «Передовой» товарищ Воробьев! Поприветствуем, товарищи, передовика колхозных полей.
Зал загремел аплодисментами. Егорович долго не мог сообразить, кому аплодируют, а когда сообразил, то быстро освоился, приосанился. Выступающий на трибуне подождал, когда кончатся аплодисменты, и продолжал говорить.
А Егорович чувствовал себя чем дальше, тем увереннее. Вскоре он уже и сам поверил в то, что он передовик, что так все и должно быть на белом свете. Когда ему предложили выступить, он встал, одернул рубаху, прошел к трибуне, заговорил. У него получалось совсем не плохо. Только после каждой репортерской вспышки он сбивался и приговаривал: «Добро, ладно, хорошо».
— Я, значит, еще когда служил в двадцать шестом отдельном артиллерийском, меня ценили. Один раз утром — шасть ординарец в казарму. Так и так, есть тут у вас такой ферверк Воробьев? «Так точно, — я говорю, — я самый». — «Приказано, — говорит, — плепроводить ферверка товарища Воробьева к его превосходительству командующему всем фронтом». Я, значит…
— Товарищ Воробьев! — перебил председательствующий. — Расскажите товарищам, как вы добились высоких показателей.
— Показателей?
— Да. На весеннем севе. И как думаете с заготовкой кормов.