Цена бессмертия (журн. вариант)

Багровый закат угасал над красно-бурой каменистой равниной. Вершины плоских скалистых гряд еще пылали в лучах невидимого солнца, а в широких долинах уже густел фиолетовый сумрак.

Извилистые цепи холмов убегали к пустынному горизонту и терялись в туманной оранжевой, мгле. Небо темнело, мгла разрасталась, заволакивая далекие холмогорья, безжизненные голые долины, зубцы приземистых скал, похожие на проржавевшие развалины.

Стало темно и в большом кабинете Главного астронома. Лишь овал широкого окна багровел тусклым пятном, да на сферическом своде потолка тысячами застывших искр светилась звездная карта.

Ассистент, не отрываясь, глядел в окно, в пустоту гаснущего неба.

— Ночью снова придет ураган, — сказал он. — И опять не смогу продолжать наблюдений. Момент наиболее благоприятен. Мауна так близка к нам… Эти поразительные ночные блики по краям ее континентов… Они стали светлее, учитель. Чем больше думаю о них…

Главный астроном, неслышно ступая, приблизился из темноты к красноватому овалу окна. Откинув складки плаща, коснулся Длинными пальцами прозрачного холодного стекла. Не глядя на Ассистента, процитировал поэта Эпохи древних царств:

— “Мудрец, познающий законы беспредельного мира, будь бесстрастен, как высший из судей, холоден, как ночной сумрак плоскогорий Эны, нетороплив, как время… И когда в закатный час обе вечерние звезды блеснут одинаково ярко, перечеркни дневные мысли и еще раз начни сначала”…

Он указал на две зеленоватые звезды, которые зажглись в потемневшем небе над бледнеющей оранжевой каймой зари.

— Вот она — Мауна! — прошептал Ассистент. — Моя Мауна — загадочная, прекрасная, далекая, полная тайн… Самая прекрасная и самая таинственная из планет Системы…

— “…Бесстрастен, как высший из судей, холоден, как ночной сумрак”, — повторил Главный астроном, и в его голосе прозвучало осуждение. — Ученый не должен увлекаться, Ассистент Од. Древний поэт не ради рифмы упомянул о двух вечерних звездах Эны… Вот рядом с Мауной блестит ее ближайшая соседка Вея. Разве она менее интересна? Разве ее тайны разгаданы?

— Главная разгадана, учитель. На Бее нет и не может быть разумной жизни. Вея слишком близка к Солнцу. Под непроницаемой пеленой ее облаков — хаос бурь, огненные вихри вулканических взрывов, превращенные в пар океаны. Может быть, там уже зародились живые клетки, но разум — прекрасный всемогущий разум, появится через сотни миллионов лет. А Мауна…

— О, — прервал Главный астроном, — что-то новое… Твоя скромность делает тебе честь, Ассистент Од! Ты предсказываешь законы развития на сотни миллионов лет вперед.

— Простите, учитель! Мне не следовало говорить о Bee, ведь ее изучает астроном Тор. Но Мауна…

— Твоя Мауна также лишена разумной жизни, жизни вообще, как и Вея, — резко возразил Главный астроном. — Можно фантазировать о смене температур на поверхности Мауны, о том, что белые пятна это тучи, а зеленоватые пространства — моря наполненные жидкой водой; можно бездоказательно твердить, что в ее атмосфере, состоящей преимущественно из азота, кислорода больше, чем на Эне; можно рассказывать сказки о скоплениях льда близ ее полюсов, но нельзя забывать главного… главного, Ассистент Од!… Мауна почти в два раза ближе к Солнцу. Убийственное ультрафиолетовое излучение там во много раз сильнее. Живые клетки были бы разрушены… Ты забываешь о границе жизни! Она проходит близ орбиты Эны. За этой границей — зона смерти. Мауна безжизненна! В ее атмосфере, насыщенной парами

и электричеством, убийственно горячее солнце пылает над мертвыми пустынями, и реки, если они существуют, несут мертвые воды в безжизненные моря.

— Я полон уважения к вашим словам, учитель, но… Разве история Эны не свидетельствует, как удивительно вынослива жизнь? Уже несколько тысячелетий жители Эны находятся под воздействием излучений гораздо более сильных,. Без них мы даже не могли бы…

— Молчи!… Ты забываешь, что наши лучевые поля созданы искусственно. Их регулировали веками, приучая все живое к новым условиям. Разумеется, это был опасный эксперимент, но иного выхода у нас не было… Кроме того, в новые условия попали высокоорганизованные организмы; они более гибки, легче приспособились к изменениям… А на Мауне жесткие природные излучения постоянно обрушивают всю чудовищную мощь своих импульсов на поверхность планеты. В минувшие эпохи, когда Солнце пылало ярче, интенсивность жесткого излучения была еще более сильной… Живая плазма, даже если она и возникала при каких-то природных реакциях, должна была гибнуть в момент зарождения. Нет, дорогой мой, Мауна и Вея одинаково безжизненны, безжизненны, как и все остальные планеты Системы, за исключением… Эны… Да, теперь… за исключением Эны…

— Теперь, учитель?… как странно прозвучало ваше “теперь”! А раньше?…

— Раньше?… Нет-нет, я… вероятно, оговорился, Ассистент Од. Я думал только об… одной Эне…

— Об одной… Эне!… Много раз Вы повторяли доводы о границе жизни в Системе. Разумеется, я должен верить, как верят все… Почти все… Но что-то восстает во мне… Не дает примириться… Неужели наша Эна — единственный оазис разумной жизни, жизни вообще в целой Системе?

— Жизнь — редчайшее явление материи. Разумная жизнь — редчайшее в редчайшем. Эна — величайшее исключение. Вся история ее цивилизации — трехсотвековая история народов Эны — подтверждает это. За тридцать тысяч лет ни один межпланетный, ни один межзвездный корабль не опустился на поверхность нашей планеты. А каждый путешественник, проникший в Систему, понял бы, что Эна населена разумными существами. Геометрически правильный узор Больших плантаций виден с громадного расстояния. В хорошие телескопы его, наверное, можно разглядеть даже с Мауны и Веи.

— Но узор плантаций обитаемой зоны существует лишь восемь тысяч лет, учитель…

— Я не забыл об этом, — голос Главного астронома снова стал резким. — А вот ты забываешь, что и в минувшие эпохи на Эне было немало знаков высокой цивилизации. Эти знаки должны были привлечь внимание космических путешественников… И никого… Величайшие ученые древности думали о пришельцах с иных планет. Искали их следы… Сохранилось описание лика Эны, составленное до первой термоядерной войны, — пятнадцать тысяч лет назад. Тогда на Эне существовали моря, стояли руины циклопических городов Эпохи древних царств, остатки каких-то еще более древних сооружений… Но среди них не было следов пришельцев. А космодромы сохранялись бы десятки тысячелетий. Нет, не триста веков нашей цивилизации, а пятьдесят-шестьдесят тысяч лет — вот время, за которое можно поручиться. И если за шестьсот веков ни один космический корабль не приблизился к такой планере, как Эна, значит…,

Бесшумно отворилась дверь в глубине кабинета. Полоса неяркого красновато-перламутрового света легла на матово блеснувший пол. Высокая фигура, закутанная в длинный белый плащ, появилась в дверях и остановилась, словно в нерешительности.

— Мы здесь, Ия, — сказал Главный астроном. — Тебя прислал Председатель?

— Да, учитель. Он хочет говорить с Вами, Экраны волновой связи включат через пять минут. Он обратится сразу ко всем членам Совета. Объявит о заседании, которое состоится завтра…