Цена империи. Чистилище

Тарханов Влад

В расстроенных чувствах император шел длинными переходами Зимнего дворца: анфилады комнат, одна за другой, он был сегодня слишком взволнован и спешил отдать приказания, а самому отправиться к своей «милой Дусе». Идя по анфиладам комнат второго этажа, он даже сам не знал, как и зачем тут очутился, хм… это же невдалеке от обеденной залы. Надо отдать распоряжения. Где же мой адъютант? Ах, вот и он! Дежуривший сегодня при императорской особе Пётр фон Энден сам нашёл государя.

— Ваше императорское величество! Разрешите доложить: вас ожидает министр просвещения…

Повинуясь руке царя фон Энден замолк.

— Петя, немедленно… сообщить всем Романовым, кои находятся в столице, что завтра в полдень мы собираемся в обеденной зале, дабы выслушать последнюю волю ее императорского величества, Марии Александровны. На сегодня все визиты отменить. Министра просвещения на послезавтра, в десять часов поутру.

Верный адъютант кивнул, тут же помчался выполнять приказание монарха. Он ценил этого курляндского немчика за точное исполнение приказов и подчеркнутую дисциплинированность. Никаких загулов, никакого манкирования

своими обязанностями. Александр II признался себе, что он раздражён из-за того, что на завтра была назначена важнейшая встреча, которая, к тому же, должна была пройти в режиме максимальной секретности. В восемь часов поутру государь в статском собирался в простом экипаже отправиться на рандеву, для которой была выбрана конспиративная квартира, о которой знали буквально несколько человек в самом ближнем окружении царя. Поэтому государь и собирался ночевать у младшего брата в Новомихайловском дворце. Оттуда удобно было на неприметном экипаже, который снимет его доверенный человек, добраться в нужное место. Вопрос был в том, как успеть еще и на это мероприятие, ну что же, придется появиться в Зимнем в самом недопустимом (для императора) виде. Завтра он получит ответ на вопросы о том, кто стоял за убийством генерала Мезенцева, а также результаты расследования смерти царевича Николая. Он уже предвидел, к каким выводам могло прийти следствие, понимал и то, что обещанием объявления личной войны Британской империи так просто не разбрасываются. Завтра мир станет иным! Совершенно иным! Он нашёл этого молодого человека, подающего надежды рядового сотрудника военного министерства совершенно случайно… ему назвал эту фамилию в разговоре князь Вяземский, почему-то Александр запомнил, и имя, и фамилию. Так появился агент императора «Медведь», имени которого, кроме двух человек (включая и самого царя), никто не знал.

От мыслей государя отвлек какой-то шум. Он посмотрел на источник неприятного звука: им оказался молодой человек, то ли столяр, то ли печник, который, кажется, собирается ремонтировать полку у печки. Точно! Это столяр! Как его там зовут? Степан![4] Точно, мне же рассказывали анекдот про него, мол, понравился приятный и сообразительный столяр одному из жандармов, что отвечают за безопасность дворца. И так крепко понравился, что задумал оный взять его в свою семью зятем. Говорят, что дочка у жандарма не удалась собой внешне, да и приданного прижимистый папа не отвалит приличного, вот и ищет кого проще. Ну что же, парень вроде приятный, ежели повалится мне в ноги, я его от кабальной женитьбы освобожу! И государь приветливо улыбнулся работнику, который низко поклонился монарху.

Халтурина еще долго била дрожь. Вот он же, тот момент, ради которого он тут оказался! Молоток был в его руке. Ведь хотел броситься на монарха и убить его одним ударом завершив своё дело! Что остановило его руку? Добрый взгляд царя? Его массивная фигура, гвардейская стать? И Степан честно признался себе, что испугался — испугался того, что его схватят, независимо от того, удастся ему убить тирана, или нет. Да, он готов пройти сквозь пытки и казнь… но не готов. Есть разница между словами и делами! Представив себе допросы и пытки, которым, несомненно, его подвергнут, он почувствовал эту предательскую слабость в ногах, которая так точно выдавала его страх. Нет, он был готов заложить последних три фунта динамита, которые сейчас спрятаны в его подушке (неприятное дело спать на динамитных брусках), поджечь запал и покинуть дворец. Его жизнь еще нужна революции! Завтра соберутся Романовы, он слышал разговор царя с адъютантом. Он взорвет их всех! Найдя компромисс с совестью, Халтурин пожалел только о том, что не сможет пойти на конспиративную квартиру, куда товарищи приводили ему то одну, то другую барышню с весьма древнейшей профессией, чтобы потешить плоть и поддержать дух еще не состоявшегося цареубийцы! Нет, сегодня самая строгая смена царских церберов дежурит, никуда не пойду!

[1] В начале 1879 года Боткин выявил у столичного дворника Прокофьева чуму. В столице поднялась паника. А Прокофьев взял… и выздоровел. Скандал! Боткина обвинили в непрофессионализме, хотя, скорее всего, он просто перестраховывался, в таком деле, как чума, лучше перебдеть, чем недобдеть…

[2] Мой дорогой (фр.)

[3] Последнее (заключительное) слово (фр.)

[4] Халтурин устроился под именем Степана Батышкова сначала на верфи, а потом попал с этим именем и во дворец.

Глава седьмая. Око тьмы

Глава седьмая

Око тьмы

Санкт-Петербург

13 февраля 1880 года

Хотите путешествовать далеко и быстро?

Путешествуйте налегке.

(Чезар Павезе)

Пригов

Бывший матрос императорской яхты «Александрия», Семен Пригов, был человеком набожным. Господь, не иначе, уберег его, когда он сорвался с мачты, сломал ногу да руку, но голову сохранил в целостности Всевышний. Рука зажила, а вот ногу злобный медикус после двух недель мучений все-таки отнял более чем по половину бедра. Случилось это пять лет назад, когда молодому парню исполнилось двадцать лет ровненько. Исполнительный и расторопный матрос имел расположение начальства, говорили, что деньги на его небольшой пенсион выделил сам государь. Но это неведомо, поговаривали, что все-таки призрела его государыня-матушка. В эту историю Семен, сын Ивана Пригова, крестьянина Смоленской губернии, верил намного более. Семен был в толпе зевак, собравшихся у Зимнего дворца. По какой-то причине новость о собрании Романовых разнеслась по Петербургу и в окрестностях

дворца скопилась приличная толпа зевак, поглядеть на правящее семейство. Все-таки какое-никакое, а развлечение! Вот только смотрел бывший матрос не на показавшуюся невдалеке карету, а на небольшое черное облачко над головой. Слишком тихо было в небесах, а черная тучка, напоминающая очертаниями око человеческое… да нет, скорее, надо бы назвать это Оком Господа, только бы не Сатанаила! Ох и не нравились моряку такие свинцово-черные маленькие тучки. Кабы не огрести неприятностей по самое нехочу!

А экипаж, подъехавший к Зимнему был самого что ни на есть непритязательного вида, без вензелей и украшений, из него выскочил государь в непривычном партикулярном платье, с настолько разгневанным лицом, что обывателей, пытавшихся изъявить верноподданнические чувства с его дороги как ураганом смело. По толпе зевак прошел шепоток, всех смутил вид императора, что вызвало целую волну самых различных предположений.

Но Александру Николаевичу, самодержцу Российскому, было не до праздношатающихся дам и господ, он был необычайно взволнован, что же, собрание фамилии будет прекрасной возможностью объявления нового курса, коим пойдет его держава. Из двух великих империй должна на ногах устоять всего лишь одна! Он бросился на третий этаж в покои княжны Долгорукой, которая уже извелась (охота революционеров на государя печалила обоих его женщин — и жену, и любовницу), надо успеть переодеться и ее успокоить, а жену он успокоит на семейном собрании.

Утром государыня закончила секретарю диктовать своё завещание, в котором не было ни слова о ее деньгах или драгоценностях, но было много о семье и о будущем. Выверенный и переписанный документ был дан на руки императрице, а черновик спрятан в ее личном сейфе. Сейчас Мария Александровна уже была одета к выходу в семью, к ее постели прикатили кресло-каталку, но она еще лежала, ожидая вести того, что все собрались и ждут ее появления.

Младший из сыновей Николая Павловича, Михаил Николаевич Романов всего месяц назад был назначен председателем Государственного совета[1]. Почему брат поставил его вместо Константина? Второй по старшинству из братьев Романовых очень крепко не угодил наследнику престола, который хотел, по слухам, значительно «сократить» число великих князей, расплодившихся на Руси сверх всякой меры. Александр Александрович сделал всё, чтобы тот утратил влияние на государя, хотя батюшка все еще сохранял приверженность либеральным реформам, вынужден был, по настоянию сына, отодвинуть брата от дел в Госсовете. Тут был еще один штришок, известный Михаилу, грязная интрижка Владимира Николаевича, да не будем выносить сор из семьи! Он и замешкался из-за того, что не мог относится к своим обязанностям в Совете спустя рукава, вот и задержала его делегация слишком говорливых сенаторов[2]. Еле отбился, от них, да вот никак не мог успеть — пешком бы добежал быстрее, наверное, чем тащился в экипаже по переполненным людьми улицам, какая нелегкая вытащила их на свежий морозный воздух? Не видят, что ли — гроза в небесах собирается, а ежели не гроза, так что-то неприятное. Сиди дома и носу на улицу не кажи, так нет же! Повылазили! О! Да это не я один запаздываю! Вот и катерок вижу с Сашкой, из Кронштадта спешит, мерзавец, не знает, что невовремя явиться негоже, а я-то как ему буду на это пенять, коли сам опоздавши?

Степан Халтурин был доволен собою. Он рано поутру заложил последние динамитные бруски в печку, расположенную прямо под обеденной залой. Через полчаса там господа Романовы будут собраны для того, чтобы выслушать завещание императрицы. Единственная из всего змеиного семейства она вызывала какую-то жалость и сожаление, но ведь народила тирану выродков-тиранят! Ей всё одно жить день-два осталось! Ничего! А своим скажу, что не бросился с молотком на императора из-за его ласкового ко мне обращения, растерялся, мол… Окончательно успокоив свою совесть, молодой террорист направился к месту, где был спрятан сундучок с запальным шнуром, который осталось только поджечь и давать из дворца дёру. Сундучок был хитро устроен, а шнур вел непосредственно к динамиту. О жизнях слуг и зевак, коих у Зимнего всегда было великое множество, молодой революционер ни на секунду не задумывался. Хотел убедиться, что ничего не изменится, что обязательно все сойдутся. Не смешите меня! Охрана будет бегать с выпученными глазами, одуревая от толпы князей и княжон, не говоря о царе и его наследниках. Никто ничего не заметит. Эх! Только бы запал не подвел. Степан не был уверен, что шнур фабричный и взрыв произойдет так, как рассчитывал. А вот динамит… он не знал, из какой страны его завезли, но отличить фабричное изделие от неаккуратных сероватых брусков, отвратительно вонявших, создаваемых химиками-революционерами на конспиративных квартирах, уже мог. А вот и он… будущий тестюшка нарисовался, увидел меня, кивнул и помчался — какую-то важнейшую особу охранять! Бдит! Боже, а эта его пучеглазая доченька. Хорошо, что сейчас все решиться, а то пришлось бы под венец! Да лучше бы меня РАЗОРВАЛО бы чем с такой под венец…

И тьма внезапно обрушилась на здание, а по печке, в которой был заложен динамит, поползли фиолетовые всполохи. Халтурин от неожиданности зажмурился…

Неожиданно Семен Пригов даже не закричал, а замычал что-то невразумительное, крики с каким-то хрипом вырывались из глотки, а перст его был уставлен в небо, соседка, поднявшая глаза, тут же стала неистово креститься, только это было ни к чему уже, совсем ни к чему. Око тьмы стало огромным и каким-то абсолютно черным, зияя страшным провалом сатанинского зрачка. По краям черного круга клубились свинцовые тучи, да пробегали фиолетовые всполохи. Тьма ударила вниз, накрыв Зимний и прилегающее к нему пространство, то тут, о там побежали искорки, и тут внезапно загремело! Огромной силы взрыв разметал людей, калеча, сминая, отбрасывая в холодные воды Невы. Осколки камней и стекла били по человеческой массе, сея смерть и разрушение…