Цена любви

День выдался холодным и пасмурным. Из тех, которые не самым лучшим образом влияют не только на тело, но и на душу, особенно если у

тебя и без насупленного, сочащегося моросью неба есть основания для паршивого настроения.

У Александра Борисовича Турецкого, бывшего помощника генерального прокурора России, ныне пребывающего в отставке по состоянию здоровья и принятого на службу в агентство «Глория», эти основания были. Во всяком случае, так полагал он сам, когда серым августовским утром усаживался за руль синего «пежо», с тем чтобы отправиться на свою новую работу… Да, для него — все еще новую. Александр Борисович, когда отсутствовал исполняющий обязанности директора ЧОПа Всеволод Михайлович Голованов, обычно садился в кабинете погибшего Грязнова-младшего, и время от времени ему казалось, что вот сейчас дверь кабинета распахнется и войдет Дениска… Как всегда, с улыбкой или коротким смешком, бросив на ходу свое традиционное: «Привет, дядь Сань!»

И вслед за этим наваливалась острая мысль: не войдет. Нет больше на свете Дениса, принявшего на себя всю смертоносную силу взрыва в детдоме в Мневниках и тем самым спасшего жизнь ему, Сане Турецкому. Как нет рядом и самого близкого друга Грязнова-старшего, Славки… Не сумел смириться генерал с гибелью своего племянника, единственного родного ему человека. Именно себя счел виновным в его гибели, не смог избавиться от мысли, что и Дениску и Саню уговорил отправиться в Мневники с подарками для сирот именно он, а оказалось — прямиком на роковую встречу с террористкой.

Вячеслав Иванович подал в отставку, покинув пост заместителя главы Первого департамента МВД, и уехал из Москвы в далекую сибирскую тайгу. Турецкий так до сих пор и не разобрался: то ли зверюшек охранять на пару с приятелем юности в какой-то зверосовхоз, то ли просто егерем в лесничество…

Да и какое это имело значение? Значение имело лишь то, что сейчас их со Славкой разделяли тысячи и тысячи километров, преодолеть которые если и удастся, то нескоро. А ведь именно сегодня, будь все по-старому, Александр Борисович, скорее всего, прежде чем отправиться на работу, заехал бы к старому другу, с которым, едва ли не единственным, мог позволить себе не просто расслабиться, но и поделиться, если было невмоготу, своими душевными муками.

Конечно, был еще и Костя Меркулов. Но Константин Дмитриевич по-прежнему находился на своем посту заместителя генпрокурора по следственной работе. И ехать к нему означало очутиться во все еще родных стенах прокуратуры, а значит, бередить еще одну рану, связанную уже с его собственной отставкой. Имелась и сугубо личная причина, по которой он не мог, как в прежние времена, делиться с ним своими бедами.

Турецкий невольно вздохнул и, бросив взгляд на подъезд, из которого только что вышел, нехотя повернул в замке ключ зажигания. «Пежо» отозвался ровным мурлыканьем с полуоборота, и, еще немного посидев за рулем неподвижно, Александр наконец тронул машину с места. Его мысли переключились на ту самую душевную боль, которую после отъезда Славы Грязнова разделить было не с кем. Потому что причиной являлась его собственная жена.

Позавчера, после того как они проводили в Лондон дочь, которая училась уже второй год в английском колледже, первое, что сделала Ирина Генриховна, — на всех парах умчалась к Плетневым… А он так надеялся, что общение с их Ниной отвлечет наконец Иринку от чужого ребенка, чужих проблем!

Не отвлекло. Случались моменты, когда Александр Борисович почти жалел о том, что вытащил

Антона Плетнева из беспробудного пьянства, вытащил в интересах следствия и не ошибся: бывший спецназовец им действительно помог. А дальше?… И дальше помогли они ему: вернули Плетнева в ряды нормальных людей, устроив оперативником в «Глорию», но самое главное — вернули ему восьмилетнего сына Ваську, отправленного властями в детдом в тот страшный момент, когда сам Антон оказался в психушке за убийство: бывший спецназовец отыскал и буквально растерзал насильников и убийц его горячо любимой жены Инны, матери Васьки.

Казалось бы, им можно было начинать жизнь сначала — сын и отец обрели друг друга. Увы, столь гладко все складывается разве что в женских романах да, пожалуй, еще в мыльных операх. И то потому, что занавес опускается в момент, когда очередная Золушка празднует свадьбу со своим принцем. А за занавес пока что ни одному зрителю заглянуть и в голову не пришло…

Что касается Плетневых, то проблемы у них начались сразу, не успели отгреметь победные фанфары. Не складывались отношения между Плетневым и ребенком, едва помнившим отца и выросшим, по сути дела, в детдоме, успевшим усвоить все жестокие правила, по которым живет на самом деле детский коллектив. А сам Антон оказался отнюдь не «Макаренкой»… Но почему именно Ирина должна теперь играть роль буфера?! Этого Турецкий понять и принять не мог…

Конечно, ее горячее (слишком горячее!) участие в делах семьи Плетневых можно объяснить тем, что Ирина Генриховна только что потеряла ребенка: выкидыш случился, едва она узнала о взрыве во Мневниках… То есть фактически из-за него же, из-за неугомонного мужа. Однако это объяснение, связанное с временным, слишком болезненным отношением Ирины к детям после собственной трагедии, Турецкого почему-то не устраивало. Черт знает какие мысли лезли в его голову, когда в очередной раз жена срывалась с места, бросая все, и мчалась встречать Ваську из школы, а потом занималась с ним допоздна, затем готовила отцу и сыну ужин, начисто позабыв про собственного супруга, и, наконец, являлась домой едва ли не к полуночи… И что же, все это следует объяснять больным инстинктом неудовлетворенного материнства?!

Так ведь в итоге не только Васька, но и Антон весь в шоколаде, в отличие от него, Турецкого! И уж кто-кто, а Александр Борисович помнил по меньшей мере о двух вещах, не имеющих прямого отношения к материнским чувствам. Во-первых, Ирина Генриховна сыграла немаловажную роль в возвращении Плетнева-старшего к нормальной жизни: пока она не включилась в переговоры с ним по поводу помощи следствию, он вообще не желал общаться с правоохранительными органами.

Но самое неприятное для Турецкого было «во-вторых»: в свое время, в процессе следствия по делу Плетнева, ему довелось пересмотреть уйму снимков погибшей от рук мерзавцев жены Антона… Так вот: несчастная женщина походила на Ирину Генриховну так, словно они были родными сестрами… И покажите хотя бы одного мужчину в мире, которого все эти обстоятельства, вместе взятые, не наводили бы на вполне конкретные мысли и намерения.

Работай Турецкий сейчас в Генпрокуратуре, сама работа хоть как-то помогла бы ему отвлечься. Но в «Глории», с его точки зрения, дел было — сущий мизер. К тому же отвратительное лето явно растянуло мертвый сезон. Большинство москвичей укатили на юга и возвращаться пока явно не собирались. Нечего делать в столице, где каждые несколько дней погода меняется, словно в калейдоскопе узоры: то жара, то неделя дождей, то неделя осеннего холода с почти ледяным ветром и снова внезапная адская жара.

— Дьявольщина! — выругался Александр Борисович, обнаружив, что едва не врезался в стоявший на подъезде к парковке «Глории» чужой автомобиль: роскошную белую иномарку. Мило начинается денек, ничего не скажешь!