Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля

Синявский Андрей Донатович

И вот, наконец, возвратился из командировки Леонид Николаевич Княжицкий. Была радостная встреча на вокзале, веселый ужин вдвоем и счастливая содержательная ночь. А наутро, проводив мужа на работу, Анна Львовна бросилась к телефону.

– Верочка, это я. Леонид приехал. Да, вчера. Да-да, три раза. Да. Безо всего. Да? Уже? В два часа? Ох, как я боюсь! Приду. Нет, нет, приду обязательно. Что мне надеть? Ведь надо, наверно, одеться получше? Ой, Верка, как тебе не стыдно! Я же серьезно. На кнопках? Бежевое на кнопках – ну, ты знаешь, с круглым вырезом… Пока.

…Остановившись перед дверью, Анна Львовна суетливо открыла

сумочку, попудрилась и нажала кнопку звонка. Дверь тотчас отворилась, и Вера Ивановна, подхватив гостью под руку, повела ее в столовую. Там за столом, сервированным на троих, сидел молодой человек. Он сидел, небрежно откинувшись на спинку стула, поигрывая металлической крышкой от сахарницы. Он курил сигарету с фильтром.

– Знакомьтесь, пожалуйста, – сказала Вера Ивановна. – Это Володя Залесский. А это Анечка. Я вам обоим друг о друге рассказывала, вы уже заочно знакомы.

– Но очное знакомство превзошло все мои ожидания, – равнодушно сказал Володя.

– Анечка, Володя, ешьте, пожалуйста. Володя, наливайте вино. Ничего не поделаешь, вы единственный мужчина – придется потрудиться.

– Готов к труду и обороне, – тем же голосом вокзального диктора произнес Володя. Он разлил вино по рюмкам.

– А к нападению вы готовы? – спросила Вера Ивановна кокетливо.

– Всегда готов, – сказал Володя. Он не поддержал шутливого тона хозяйки: он просто ответил на поставленный ему вопрос.

Ел Володя без суеты и опрятно, загодя обдирая колбасную кожуру и обрезая лишнюю ветчину по краю бутерброда. Из обрезков он потом устроил себе отдельный бутерброд, крытый ветчинной мозаикой.

Закусывая, говорил об американском «Айс-ревью», а когда все почти съедено было и выпито, Вера Ивановна посмотрела на часы и ненатурально ахнула.

– Ах, – сказала она. – Ах, я совсем забыла. У меня в четыре примерка. Друзья мои, посидите тут, поразвлеките друг друга. Анечка, покажи Володе квартиру.

Она упорхнула. Гулко, как стартовый пистолет, хлопнул замок входной двери, и, словно повинуясь этому сигналу, Володя встал.

– Вы знаете Верину квартиру? – лепетнула Анна Львовна.

– Да. Спальня там, – ответил он, взял ее за плечо и слегка подтолкнул к двери.

В спальне он деловито взял ее за обе груди сразу и приподнял их, как бы взвешивая. Потом повернул Анну Львовну спиной к себе и расстегнул кнопки на платье. На этом период ухаживания закончился. Он оставил ее, снял пиджак, поискал глазами плечики и, не найдя, повесил на спинку стула. Сняв брюки, он повернулся и рассеянно посмотрел на Анну Львовну.

– Ну? – сказал он.

Анна Львовна покорно, как на приеме у гинеколога, стала раздеваться. Уже лежа, закрывая глаза, она пролепетала в нависшее над ней Володино лицо.

– Мальчика…

– Знаю. Меня Вера предупредила, – ответил Володя.

3.

С Володей Залесским Вера Ивановна познакомилась на курорте, в Крыму. Подобралась теплая компания, было весело и беззаботно. Вспыхивали и затухали бессчетные романы, любили усердно и не щадя себя, вкладывая в это мероприятие весь нерастраченный на службе трудовой энтузиазм. Торопились все так, как будто непосредственно по окончании отпуска наступит конец света. Самые остроумные говорили: «Все равно – атомная бомба!», прочие же сходились не мудрствуя, без ссылок на международную обстановку.

Однажды

Вера Ивановна в перерыве между удовольствиями принялась рассказывать Володе о своей семье. Есть нечто фатальное в том, что на каком-то определенном этапе интимности любовники вдруг начинают выкладывать друг другу всю подноготную о своих женах и мужьях. Может быть, это традиция, неведомыми путями передающаяся от одного поколения курортников к другому, а может быть, потребность организма? Этого я, к сожалению, не знаю. Так или иначе, но Вера Ивановна подробно описала сокровенные привычки Семена Моисеевича, с похвалой отозвалась о его мужских достоинствах, рассказала о том, какой он заботливый («Все евреи, знаешь, замечательные семьянины!»), с умилением повторила забавные выражения своего четырехлетнего сына и между прочим сказала:

– Мы бы еще одного завели, но нам с Семой хочется, чтобы теперь была девочка…

– Был бы я твоим мужем, я бы тебе на заказ сработал. Раз – и готово! Хочешь девочку, хочешь – мальчика…

Вера Ивановна засмеялась.

– Хочешь – двойню, – с пьяным упорством продолжал Володя (с вечера они с Верой Ивановной накачались массандровским вином), – хочешь – тройню: двух мальчиков и девочку, двух девочек и мальчика…

– А гермафродита можешь?

– Я серьезно говорю!

Володя обиделся и встал на постели во весь свой голый рост. Вера Ивановна смотрела на него снизу вверх.

– Ты не туда смотри! – воскликнул Володя. – Ты сюда смотри!

И он хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ну ладно, ладно, ложись, чего ты взвился, как ракета?… На другой день, когда они возвращались с пляжа, Вера Ивановна вдруг засмеялась и сказала:

– Володя, а ты помнишь, что ты ночью спьяну городил?

Володя, отвернувшись в сторону, буркнул:

– А я не спьяну.

Вера Ивановна остановилась.

– То есть как, не спьяну?

– А вот так.

Он отколупнул кусочек коры пробкового дерева, машинально понюхал его и сказал:

– Я действительно могу… это… зачинать кого хочу…

…Это было три года назад. Вскоре они уехали в Москву. Вера Ивановна вернулась в объятия мужа, но не забыла и Володю: он не раз навещал ее в рабочие часы Семена Моисеевича.

Сейчас у супругов Кранц была очаровательная двухлетняя Лидочка.

Но Вера Ивановна на этом не успокоилась. Необычайное дарование, выдающиеся способности Володи не должны были пропадать зазря в ожидании того далекого, покрытого дымкой неопределенности дня, когда Володя на ком-нибудь женится. «Сколько семей страдает, – думала Вера Ивановна, – сколько браков были бы более счастливыми, если бы Володя… вмешался. Я должна, должна помочь людям. Это, если хотите, мой гражданский долг», – спорила она с воображаемым оппонентом. Да, что и говорить, еще с пионерских лет была в ней этакая общественная жилка. И когда она приступила к осуществлению задуманного, то чувствовала себя чем-то вроде Жанны д'Арк при аполитичном короле Карле Седьмом. Она стала убеждать Володю, что он не вправе зарывать свой талант, не для этого страна растила и воспитывала его! Володя колебался, но когда Вера Ивановна сказала, что он, Володя Залесский, призван осуществить на практике лозунг Мичурина «Мы не можем ждать милостей от природы», когда она, поправив бретельку комбинашки, села на постели и воскликнула: «Ты же комсомолец, Володя!» – он не выдержал и согласился.