Цена предательства
Шрифт:
Ахмад с помощью одного из арабов вытащили Антонова во двор и на веревках опустили в яму.
Наступили его, капитана Российской армии, последние в жизни часы. Или минуты. И громко звучал припев:
Увядающая сила, умирать так убрать, До кончины губы милой я хотел бы целовать…
Время тянулось медленно. Так Антонову казалось.
Насчет дождя Чингиз оказался прав. И начался он внезапно. Неожиданно ярко сверкнула молния, тут же оглушительный гром, отозвавшийся долгим эхом по ущелью. И — ливень. Мощный, свирепый, такой, каким его любил полевой командир непримиримых,
И каким его любил приговоренный к смерти капитан Сергей Антонов.
Переговоры Чингиза с представителями федерального командования, которые полевой командир считал неудачными, для федералов таковыми не являлись. Встреча состоялась в нейтральном месте. На ней, наряду с представителями ФСБ, присутствовал подполковник Согрин, командир отряда спецназа, присланный к Яковлеву самим генералом Кадышевым. Он и сыграл роль несговорчивого майора. Все было спланировано и умело проведено спецслужбой. Когда Чингизу было отказано в выкупе, это означало далеко не то, что на попавшем в беду офицере поставили крест. ЭТО означало совсем другое.
Встреча и была назначена на позднее время для того, чтобы по окончании ее за отрядом Чингиза двинулась группа спецназа «Шквал», специализирующаяся на освобождении заложников. Во время переговоров группа концентрировалась в близлежащей «зеленке». Она задержалась в преследовании всего на несколько минут, дождавшись прибытия подполковника Согрина и капитана Бережного, который был в курсе переговоров, выразил желание и настоял на личном участии в акции освобождения капитана Антонова, своего друга. Командир спецгруппы сначала был против, так как непрофессионал мог лишь невольно помешать расчетливым и отработанным до автоматизма действиям «спецов». Но, поняв по-человечески капитана, к операции его допустил, отведя ему роль наблюдателя в боевом арьергарде группы.
Так что, когда Антонова подняли из ямы для разговора с Чингизом, на расстоянии прямого броска в полной готовности к действию уже были рассредоточены бойцы группы «Шквал», державшие под полным контролем как аул с подступами к нему, так и двор, где базировались основные силы банды Али, подчиненного Чингиза.
А у небольшой рощи, на окраине, с помощью прибора ночного видения за обстановкой наблюдали командир отряда подполковник Согрин и сопровождающий «спецов» капитан Бережной.
Прошедшая гроза промочила Сергея насквозь. Но он не обращал на это ни малейшего внимания. В последние, как ему казалось, часы своей жизни он думал о Марине, находившейся от него, от войны за сотни километров.
Она ждет его, в этом Сергей был уверен, только зря, Марина! Не сдержал слово твой Сережа! Он представил, как для нее, ожидающей близкого счастья, будет страшна и больна весть о его гибели.
Страха перед казнью у Антонова не было. Было ощущение бессмысленности скорой смерти. Не на поле боя, как подобает офицеру. Не в схватке с врагом. А на задворках непонятной и ненужной войны. Даже не войны, по большому счету, если называть вещи своими именами, а в безумной кровавой авантюре, участником которой, среди сотен
Сколько будет продолжаться эта эпидемия насилия и разрушения? И цепной реакцией, прошедшей через всю страну, сеять кровавую междоусобицу среди еще недавно братских народов Великой державы?
Мысли отчего-то уходили в непроходимые дебри политики. Ему ли и об этом сейчас думать, в последние мгновения жизни?
Но мыслям не прикажешь, и они продолжали задавать вопросы, одновременно ведя поиск ответов, которых, в принципе, быть не могло.
А насчет казни Сергей был спокоен. Он уже знал, как себя вести, когда окажется перед палачом. Лишь бы хватило сил вцепиться тому в горло. Лишь бы хватило. Чтобы достойно завершить свой жизненный путь. Умереть как мужчина, а не как жертвенное животное. И об этом он просил Небо.
Вспомнился разговор с Чингизом. Прав он. Сегодня умрет капитан Антонов, завтра или чуть позже не избежит этой участи и сам полевой командир. И его, и подчиненный ему отряд настигнет возмездие. Убивая его, капитана Антонова, палачи сами обречены. Так почему должно происходить это сумасшествие? Почему не остановиться? Не сложить оружия и не начать ЖИТЬ? Просто ЖИТЬ! Ведь это главное, а не власть, не деньги, не сумасбродные идеи удельных князьков. Потерявших ради власти разум и человеческий облик.
Господи! Хоть бы Ты обратил свой взор на творение свое. Как бы Тебя ни называли. Ты един, и в Твоей власти, сотворив мир, управлять им. Почему же Ты отдал его дьяволу, правящему свой кровавый пир?
Сергей вытер рукавом лицо. Поднял голову. Гроза ушла за хребет, дождь прекратился. Появились звезды, такие большие, близкие, многочисленные в черном небе высокогорья.
Как же прав был поэт, написавший стихи песни, постоянно звучащей в душе Сергея. Прав и точен в определении состояния и последнего желания приговоренного к смертной казни:
Увядающая сила, умирать так умирать,
До кончины губы милой я хотел бы целовать…
В наступившей после оглушительной грозы тишине громко и отчетливо раздались приближающиеся к яме шаги. Кто-то шел к нему. Или за ним? Но тогда во дворе должно быть оживление. На казнь наверняка собрался бы весь сброд банды Али. Да и время для расправы не очень подходящее, обычно подобные дела творятся на рассвете.
Но кто-то приближался. С какой целью?
Шаги замерли. Этот кто-то наклонился над решеткой, и раздался негромкий знакомый голос:
— Как ты там, капитан?
— Лучше всех, Чингиз. Что, пора?
— Спешишь умереть?
— Не отпустить же меня ты пришел?
— Отпустить тебя, капитан, при всем желании я не могу. Но, знаешь, я подумал…
Он на секунду замялся. Может, осмотрелся, нет ли кого рядом, может, что другое. Затем продолжил:
— ..Подумал я. Не годится тебе умирать под ножом, как барану. Все же ты офицер. Я тоже когда-то им был…