Цена счастья
Шрифт:
Девушка протянула ему руку и одарила очаровательнейшей улыбкой, правда, тут же выпалила:
— Я не скажу тебе ни слова, радость моя. Смотри, я читаю самую увлекательную книгу на свете. Ты видел ее? Большинство персонажей здесь легко узнаваемы, а остальных можно без труда вычислить. Давно я так не смеялась!
Он взял в руки книжицу с золотым обрезом:
— Что это? «Гленарвон» — анонимного автора? Неужели это такая превосходная книга?
— Бог мой, конечно же нет! Это нелепая мешанина всяких глупостей. Но я могу предсказать, что она выдержит десяток изданий, потому что никто из нас не удержится от искушения обнаружить в ней себя или своих знакомых. Ты представляешь?
— Бог мой! — воскликнул майор. — Она, вероятно, сумасшедшая — сотворить такое!
— Думаю, она, бедняжка, и в самом деле безумна, потому что влюбилась по уши в этого Байрона. Я же настолько отстала от моды, что сразу почувствовала к нему отвращение. Как она могла терпеть его невыносимое тщеславие, его потуги казаться значительным? Не знаю! Хотя, полагаю, человека, способного выносить этот жуткий смех Лэма, уже ничем не запугаешь. Но мне очень жаль Уильяма Лэма даже с его смехом. Если правда, что он защищает свою жену, я его искренне уважаю. Думаю, она хотела изобразить мужа в хорошем свете, но от некоторых вещей, которые она пишет о нем, его может передернуть. Она посчитала своим долгом облагодетельствовать мир описанием своего медового месяца — таким пикантным, что бедняжка Фанни краснела до слез. Оно может быть неприятным Уильяму Лэму, но это не повредит ему, потому что леди Лэм рисует себя в образе Каланты — невинного ребенка, ослепленного светом, совершенно неискушенного и слепо верящего в добродетель всех встретившихся ей людей. Недурно для девушки, выросшей в Девоншир-Хаус.
— Это звучит, по меньшей мере, не поучительно, — заметил майор. — Тебе нравится такое чтиво?
— Самая ужасная книга, которую можно себе представить, — вмешалась Фанни. — Я только раскланивалась с лордом Байроном пару раз, но убеждена, что он не убивал никакого несчастного младенца. Что же касается Клары Сент-Эверард, которая следовала повсюду за Гленарвоном, переодевшись слугой, если она реальное лицо и действительно совершила такой неприличный поступок, то, думаю, очень хорошо, что она упала вместе с лошадью со скалы в море, хотя мне ужасно жаль бедную лошадь.
— Заметь! — произнесла Серена, которую слова Фанни очень позабавили. — «Это самая ужасная книга». Но она прочитала все три тома!
— Только потому, что ты без конца спрашивала меня, не скрывается ли за леди Августой леди Каир — хотя я уверена, что ничего об этом не знаю, — и так хохотала, что мне поневоле пришлось читать дальше, чтобы понять, что тебя там так насмешило.
Майор, который перелистывал книгу, с отвращением положил ее на стол.
— Полагаю, ты зря потратила деньги, Серена.
— Я ничего не тратила. Эту книгу прислал мне по почте Ротерхэм. И я за это ему очень благодарна. Он пишет, что в Лондоне все только о ней и говорят, чему я охотно верю.
— Ее прислал Ротерхэм? — воскликнул майор, неприятно пораженный этой новостью.
— Да. А почему бы и нет? О, ты сердишься, потому что он прислал мне письмо? — пошутила Серена. — Не стоит! Даже самый ревнивый влюбленный — а я надеюсь, что ты не из таких, — не может придраться к одному-единственному листку бумаги. Айво совершенно не умеет
Кстати, если последнее письмо Гленарвона в этой уникальной исповеди является копией с оригинала, ты должна согласиться, что меня превзошли в невежливости. Я подумываю о том, чтобы приехать в Клейкросс, и могу появиться в Бате на следующей неделе. Искренне твой Ротерхэм». Согласись, в этом послании нет ничего, что могло бы тебя рассердить. — Серена бросила письмо на стол. — Пожалуй, мне не хотелось бы, чтобы Ротерхэм приехал в Бат. Он ведь обязательно раскроет наш секрет, дорогой. И если он будет не в духе, излишне и говорить, что этот человек может навредить нам. Но я попытаюсь обмануть его.
— А я бы предпочел, чтобы ты не делала этого. Я бы лично посвятил маркиза в наши планы, хотя бы для того, чтобы иметь право сказать, что я не очень благодарен ему за книгу, которую ты характеризуешь как «довольно пикантную».
— Боже мой, если у тебя такое настроение, я уж точно обману его, — воскликнула она. — Как ты можешь быть таким глупым, Гектор? Ты считаешь меня невинной Калантой? Ротерхэм знает меня получше.
— Что? — вскричал майор.
— Нет, нет, пожалуйста, — заговорила умоляюще Фанни, — Майор Киркби, вы неправильно поняли. Серена, дорогая, ну что ты говоришь! Твоя живость иногда заводит тебя чересчур далеко.
— Вполне вероятно. Но было бы неплохо, если бы Гектор научился не извращать то, что я говорю! — отрезала раскрасневшаяся Серена.
— Прости меня, моя королева, — торопливо пробормотал он. — Я не хотел… Боже милосердный, как я мог… Если бы ты не была невинной Калантой, как ты выразилась, — ладно уж, не сердись на меня — то почувствовала бы так же остро, как и я, неприличность такого подарка. Выбрось эту книгу и забудем об этом! Ведь тебе не может понравиться, когда клевещут на твоих друзей.
— Нет, это невозможно, — объявила Серена, разрываясь между раздражением и удивлением. — Моих друзей? Ты имеешь в виду эту компанию из Мельбурн-Хаус? Ты что, считаешь меня вигом? О, я никогда не была так оскорблена, как сейчас. Не знаю, что мне делать с тобой!
Шутливый ответ мог бы восстановить согласие. Однако чувство приличия, сильно развитое в майоре, было так оскорблено, что он не мог перебороть себя. Он говорил чрезвычайно серьезно, пытаясь заставить Серену понять его чувства. Но та, вконец потеряв терпение, обвинила его в ханжестве, и только появление Либстера, принесшего письма с почты, предотвратило бурную ссору. Серена оборвала разговор и заметила холодно:
— Если уж моя тетка написала мне, значит, мы узнаем сейчас, женился ли лорд Пулетт на леди Смит Бергес, или же это были только сплетни. Боже милосердный, да здесь не меньше семи писем. — Она протянула некоторые из них Фанни и стала разглядывать надписи на своих конвертах. Тут в глазах ее блеснула усмешка, и девушка вызывающе взглянула на мистера Киркби.
— Догадываюсь, о чем мне пишут. Я даже могу не вскрывать сургуч, пока ты не уйдешь. Однако, надеюсь, ты не станешь возражать, если я посмотрю, что хочет сообщить мне тетка. Видимо, очень много — я рада, что она сама уплатила почтовый сбор, а то я была бы просто разорена!