Цена счастья

Хейер Джорджетт

Он замолчал, обнаружив про себя, что действительно ожидал от нее именно этого. Через секунду Серена произнесла миролюбиво:

— Ты ведь поедешь вместе со мной и посмотришь, можно ли мне доверить управлять этим фаэтоном? Я должна попробовать новых лошадей. На первый взгляд мне показалось, что у них нет никакого желания понести меня.

— И без этого Бату будет на что поглазеть! Уж ты постараешься, — ответил он обиженным тоном и отошел от нее.

И хорошо, что отошел. Глаза Серены сверкнули гневом, и ему пришлось бы сейчас на себе испытать ее вспыльчивый нрав. Заботу майора о своей безопасности

она еще могла бы понять и даже смириться с ней, хотя это и раздражало вольнолюбивый дух Серены. Но критику своего поведения она не потерпела бы от Гектора, так же, как и от своего кузена Хартли. Девушка едва не произнесла свою гневную отповедь, когда он сделал несколько шагов в сторону от нее. Она с изумлением поняла, что собиралась сказать майору: каковы бы ни были правила поведения, принятые у женщин его круга, она — дочь лорда Спенборо и ей абсолютно наплевать, что подобные женщины могут подумать о ней.

Было бесполезно ожидать от Серены, что она сочтет себя неправой в данном случае. Ее беспечный отец, сам славившийся своей эксцентричностью, благосклонно смотрел на рискованные выходки дочери и порой даже поощрял их. Когда граф увидел, как она впервые свалилась с лошади, он велел Серене не падать духом, а позднее обучил ее управляться с самыми горячими лошадьми в своих конюшнях. Этот неустойчивый фаэтон был построен для нее по распоряжению графа, и говорить плохо об экипаже означало плохо отзываться о самом лорде Спенборо.

— Ты можешь делать все, что угодно, моя девочка, — говаривал покойный граф, — не будь только неженкой.

Когда мистер Киркби ушел. Серена излила свой гнев Фанни.

— Это невыносимо! — объявила она, шагая взад-вперед по гостиной в своем верховом костюме мужского покроя. — Я должна ходить на задних лапках перед кучкой здешних жеманниц и зануд! Если Гектор думает, что после замужества я буду плясать под его дудку, то ему лучше поскорее понять, что этого он не дождется! Майор Киркби еще будет указывать женщине из рода Карлоу, что ее поведение предосудительно!

— Но, дорогая, он не мог так сказать! — робко возразила Фанни.

— Но он имел в виду именно это. Неужели он думает, что моя репутация столь неустойчива, что езда в таком экипаже может разрушить ее?

— Ты же знаешь, что он так не думает. Не сердись на меня, Серена, но не только кучка кумушек в Бате считает, что подобное было бы легкомыслием с твоей стороны. — Серена устремила на вдову горящий взгляд, и Фанни торопливо добавила: — Нет-нет, все это, конечно, чепуха. Тебе не нужно обращать на нее внимание. Однако я убеждена, что ни один мужчина не потерпит, когда его жену считают легкомысленной.

— То, что одобрял папа, не должно оскорблять Гектора.

— Я уверена, что это и не обижает его. Успокойся, Серена. Вспомни, разве то, что нравилось твоему папе, не оскорбляло частенько его сестру? — Фанни заметила, как легкая улыбка коснулась губ и гневных глаз девушки, осмелела и заговорила вновь: — То, что он разрешал тебе, возможно, и было правильно — иначе и быть не может. Но папа ведь совсем не был похож на других людей…

— Ну, разумеется. Эксцентричный лорд Спенборо, так ведь его прозвали?

— Думаешь, его сердило, когда он

это слышал? — спросила Фанни, испугавшись, что обидела Серену.

— Наоборот. Ему это нравилось. Любой, кому придет в голову заявить, что я так же эксцентрична, как мой отец, может сделать это — я не возражаю. Так же, как и моего отца, меня не волнует светская молва. Эти пресные, банальные провинциалы приклеивают ярлык любому, кому нет дела до их скучных наставлений. Поверь мне, дорогая Фанни, я делаю то, что делаю, только потому, что хочу этого, а не для того, чтобы угождать мнению света.

— Я знаю.

— Да ты-то знаешь, а вот Гектор, похоже, нет! — выпалила Серена. — Его лицо, тон, которым он разговаривал, и его последние слова… Это невыносимо! Клянусь, мне удивительно не везет на поклонников. Сначала Ротерхэм…

— Серена! — вскричала Фанни, покраснев. — Как ты можешь говорить о Ротерхэме и майоре Киркби в одном тоне?

— Ну, по крайней мере, Ротерхэм никогда не поучал меня по поводу всяких условностей, — раздраженно ответила девушка. — Ему тоже плевать на внешние приличия.

— Это его не красит. Я знаю: когда ты выходишь из себя, то можешь увлечься и говорить необдуманно. Однако сравнивать их двоих — это немыслимо, разве нет? Один — высокомерный, с ужасным характером, тиран, с такими резкими манерами, что они граничат с невежливостью; а другой — добрый, заботящийся о твоем благополучии, так глубоко тебя любящий… Прости меня, Серена, но твои слова потрясли меня.

— Я тебя понимаю. Их действительно нельзя сравнивать. Ты знаешь, какого я мнения о Ротерхэме. Но надо отдать этому дьяволу должное и признать наличие у него хотя бы одной добродетели. Боюсь, правда, что ты не считаешь это добродетелью. Но не будем спорить на сей счет. Мой злосчастный экипаж ждет меня. И если мы не хотим поссориться, нам сейчас нужно расстаться, моя дорогая.

Серена ушла, все еще полыхая гневом. Это обстоятельство побудило ее слугу, находившегося на особом положении, заметить, что в таком состоянии ей не следовало бы править даже своими знаменитыми рысаками.

— Придержи-ка язык, Фоббинг! — гневно оборвала она его.

Но тот не обратил на это внимания, так же как в свое время не обращал внимания на вспышки ярости семилетней девчонки. Он разразился сердитым монологом, порицая и ее упрямство, и несносный нрав, припомнил множество позорных, на его взгляд, случаев, описывая в самых красочных тонах, что он сказал когда-то его светлости и что его светлость сказал ему в ответ, и обрисовал себя как совершенно забитого и запуганного раба. Последнее рассмешило бы Серену, прислушайся та хоть на секунду к ворчанию старика.

Она была отходчивой, и к тому времени, когда она выяснила качества нанятых лошадей, гнев ее испарился, уступив место раскаянию. Правота слов Фанни дошла до Серены. Она снова увидела лицо майора, расстроенное и в то же время обиженное, вспомнила его давнюю преданность ей и непроизвольно воскликнула:

— Ох, какая же я дрянь!

— Этого я никогда не говорил и не буду, — откликнулся старый слуга, пораженный ее словами. — А вот что я скажу — и обратите внимание, его светлость тоже всегда это вам твердил, — управлять парой горячих лошадей в то время, когда вас охватил один из ваших приступов…