Цена счастья
Шрифт:
В Бате не представляло труда найти четвертого партнера для вечерних приемов, единственная трудность заключалась в том, чтобы решить, кто следующий должен удостоиться приглашения. Все неженатые джентльмены, которые неделями ломали себе голову в попытках познакомиться с самой красивой женщиной города, прослышав, что обе леди принимают визитеров, теперь рыскали по Бату в поисках общего знакомого, который мог бы наконец-то представить их леди Серене. Один или два из них увлеклись Фанни, однако они оказались в меньшинстве — число воздыхателей ее падчерицы было неизмеримо больше, и все они вели себя так пылко и страстно, что Фанни даже испугалась, как бы это не огорчило майора Киркби. Но того, похоже, только
Фанни, не способная на легкий флирт, в котором ее падчерица была непревзойденным экспертом, была огорчена и пыталась протестовать. Но Серена лишь смеялась в ответ и говорила, что следует совету сэра Уильяма.
— Кумушки в Бате теперь скажут, что я не привязана ни к кому и ужасно ветрена! — заметила она.
Фанни оставалось только надеяться, что майор не разделяет это мнение. Однажды, когда Серена стала явно поощрять ухаживания молодого мистера Нантвича, вдова сказала Гектору, что в его избраннице очень много живости.
— В ее окружении, — добавила Фанни, стараясь придать своему голосу беспечность, — такая… такая живость вполне естественна. Но обычно это не означает отсутствие тонкости или… или непостоянство.
Майор покосился на ее встревоженное лицо с легкой улыбкой.
— Я не ревную, уверяю вас, — произнес он.
— Нет, разумеется. Я убеждена, что вам незачем ревновать.
Гектор посмотрел на Серену и ее поклонника.
— Если все эти романтические обожатели тешат себя мыслью, что у нее есть иные намерения, помимо желания развлечь себя небольшим флиртом, тогда они просто дураки, — негромко проговорил он. — Не скрою, мне это ее занятие не нравится, хотя в нем и нет особого вреда, когда женщина так искушена в нем, как она.
Фанни показалось, что она уловила нотку сдержанности в его голосе, и пробормотала что-то о веселом нраве и открытости девушки. Гектор согласился. А ей пришла в голову мысль добавить, что, одаряя своей благосклонностью нескольких мужчин, Серена водит за нос тех, кто подозревает ее в привязанности к одному человеку.
— Леди Спенборо, вы пытаетесь обмануть меня, или она обманывает вас? Она прекрасно проводит время. Не стоит так уж волноваться! Не хотите ли прогуляться по лесу? Могу я предложить вам руку?
Фанни понимала, что ее долг — сопровождать свою падчерицу. Но, так как в этом случае майор был бы вынужден снова услышать — несмотря на то, что он изо всех сил храбрился, — слова, которые могли ранить его чувства, Фанни уступила своему тайному желанию. Для нее ничто не могло быть более приятным, чем прогулка с майором Киркби!
Он замедлил свой шаг, чтобы приспособиться к ее походке, заботливо переводил вдову через малейшие препятствия, предупреждал ее о мокрых местах и все время выбирал для нее тропинку поровнее. Они беседовали очень тепло, и вскоре Фанни забыла о своей застенчивости, а Гектор нашел в ней такого доброжелательного слушателя, что через какое-то время уже посвятил вдову почти во все детали своей военной карьеры. В ответ Фанни рассказала все о своем доме и семье, в том числе о том, как она боится, что ее сестру Агнессу пришлют жить вместе с ней. Майор Киркби понял, какие чувства леди Спенборо испытывала по этому поводу, и, хотя она неизменно говорила о своей матери с уважением и ни разу не упомянула о своем браке, ему не потребовалось много времени, чтобы понять, почему она приняла предложение человека, годившегося ей в отцы. Однако эти свои догадки он оставил при себе.
Ничто не нарушало гармонии этих летних дней до того июньского утра, когда Фанни,
— Боже милосердный! Нет, это невозможно!
— Что там такое? — поинтересовалась Серена, расставлявшая розы в вазе.
— Ротерхэм! — с трудом выговорила Фанни.
— Ротерхэм? — резко обернулась Серена. — Что с ним случилось? — встревоженно спросила она. — Он что, тоже заболел? Фанни, он не умер?
— Нет… Нет… Он помолвлен.
— Помолвлен!
— Да. Невероятно! С Эмили Лейлхэм!
— Это неправда!
— Вероятно, правда, раз это здесь напечатано. Твое удивление понятно. Бедный ребенок! О, какая же отвратительная, гнусная женщина эта Лейлхэм! «Была достигнута договоренность, — написано здесь, и я знаю, кто устроил это, — о браке между Айво Спенсером Бэррэсфордом, маркизом Ротерхэмом, и Эмили Мери, старшей дочерью сэра Уильяма Лейлхэма Барта». Видишь, здесь не может быть ошибки. Господи, никогда еще я не была так огорчена!
Фанни оторвала взгляд от газеты и взглянула на Серену, оцепенело застывшую посреди комнаты с двумя розами в руке. Щеки у той побелели, а в глазах читался ужас.
— Что я наделала! — странным охрипшим голосом произнесла Серена. — О Боже, что же я наделала!
— Дорогая, но ты ни в чем не виновата. Он встретил эту девочку в моем доме, а не в твоем. Я и собственной-то вины не чувствую, потому что, видит Бог, не приглашала леди Лейлхэм к себе в тот роковой день. А судя по тому, что мы знаем о тех ужасных методах, с помощью которых она пробивалась в высший свет, Ротерхэм мог встретить ее дочь где угодно, не только у меня в доме. Хотя, конечно, в другом месте не было бы такой обстановки — все мы в тот день сидели за одним столом и беседовали без всяких условностей. Если б я знала, к чему это приведет, то лучше предпочла бы быть невежливой с леди Лейлхэм, чем пустить ее в столовую. — Фанни заметила, что Серена уставилась на нее неподвижным отсутствующим взглядом, а по ее пальцу струится кровь. — Ты уколола руку шипами! Осторожно, не запачкай платье, дорогая.
Ее слова, похоже, привели девушку в чувство. Она вздрогнула и посмотрела на руку, потом разжала пальцы, сжимавшие колючие стебли роз. Положила цветы на стол и спокойно произнесла:
— Да, уколола. Как глупо. Пожалуйста, Фанни, займись цветами. Я пойду вымою руки.
Серена быстрым шагом вышла из комнаты и какое-то время отсутствовала. Вернувшись, она сказала, что ей пришлось сшивать разорванные складки на оборке платья. Фанни, знавшая, что та в жизни не сделала ни единого стежка иголкой, могла бы удивиться такому невиданному происшествию, не будь она поглощена известием о помолвке Ротерхэма. Поэтому она лишь произнесла рассеянно:
— Как некстати! Ты что, отослала свою горничную? Знаешь, чем больше я размышляю об этом, тем больше укрепляюсь в мысли, что леди Лейлхэм задумала это уже в тот день, когда ворвалась к нам.
— Вполне вероятно. Она способна на многое, — беспечным голосом сказала Серена.
— Никогда бы не подумала, что такая девушка, как Эмили, может занять его воображение.
— Никогда нельзя предугадать, что может привлечь мужчину.
— Да, верно. Но она ведь такая же глупенькая, как и я, а мне казалось, что он просто презирает глупых женщин. Вспомни, с каким сарказмом и пренебрежением разговаривает Ротерхэм, когда кто-нибудь, на его взгляд, несет вздор. Его, похоже, забавляли наивные вещи, которые она изрекала, хотя тогда я решила, что он просто поддразнивает девочку, причем не очень добро.