Цена слова
Шрифт:
Через три минуты я стоял возле общей заповедной двери. Прямо напротив меня была моя квартира, что была от меня теперь так же далека, как Южный полюс. В этой квартире разбились мечты, и остановилась сама жизнь. А чуть левее была квартира, хозяева которой всячески способствовала этому.
Решётка была закрыта. И вряд ли кто откроет дверь, если позвоню. К тому же может выйти не Михаил, а его мать… Как бы я не говорил себе, что готов изничтожить их всех, всё-таки не хочу лишних жертв. Она может быть не виновной. Совсем ничего не знать. Мне нужны только двое: один застрял на другом конце города, другой в паре метров, за толщей дверей и стен.
Некоторое время я стоял за дверью, до белизны сжимая рукоять пистолета, и точно знал, что он может выплюнуть ещё пять пуль. Стоял и думал, как преодолеть последние метры до мести. Какие-то жалкие пару дверей!
По одной бронебойной пули на каждый замок? Три замка. Ещё две пули в запасе. Но хватит ли на месть? И там ли он? Предстояло как-то решить эту проблему. Но будет слишком шумно. И не факт, что Миша дома.
Лоб подпирает дверь, пол смотрит на холодное дуло пистолета, зубы плотно сжаты, почти до скрипа, и в голове столько мыслей, что хватит на несколько томов вариантов с названием «Как пройти за закрытую дверь?».
А он скорей всего там, в нескольких метрах. И не могу дотянуться до убийцы, лишь перед глазами картина, как на фоне падающего снега здоровая палка занесена над головой и разбитые губы очкарика усмехаются, шепча последние слова.
На дворе давно темно, ночь спускается на город рано. Это в машине уже ехал в сумерках, а как до подъезда добрался, так вообще почти ночь.
Проиграл? Сейчас приедет отец Михаила, и снова попаду в плен. Смерть если и будет, то только моя.
Но я просто простою здесь до последнего. Если Михаилу сегодня суждено умереть, он умрёт. Если нет, то я больше не буду предпринимать подобных попыток. Пусть меня замочат или бросят в тюрячку по приказу Колчикова. Мне уже всё равно.
Я закрыл глаза и расслабился. Оторвал лоб от двери и облокотился на стену.
— Будь, что будет, — едва слышно прошептали губы…
В какой-то момент ключ ударил о замок. Люди никогда не попадают в замок с первой попытки. Послышался скрежет замочной скважины, повороты ключа. Я рванул от стены, прячась у лифта, впиваясь в стену, сливаясь с ней, как хамелеон.
Первая дверь закрылась, и обладатель ключей принялся за решётку.
Поворот ключа, ещё один. Эти звуки вспарывают тишину. Сердце стучит, как безумное.
Дверь распахнулась вовсю ширь и несколько шагов принесли ко мне… Михаила Младшего.
Я вышел из укрытия, а он застыл с осоловелыми глазами и мусорным ведром. Зрачки неотрывно застыли на пистолете, и нижняя губа задрожала. Ведро выпало, и содержимое с жутким запахом рассыпалось по площадке.
— Знаешь пословицу, про то, что мусор к ночи лучше не выносить? — Зачем-то спросил я. Наверное, нужен был ещё один толчок, ещё один импульс, чтобы нажать на курок.
— Знаю, — одними губами прошептал он и по щекам покатились слёзы.
Палец тяжело надавил на курок, справляясь с судорогой сгибательных и разгибательных мышц в сторону первых.
Громкий хлопок прокатился по подъезду. Мишу отбросило силой бронебойной пули. Чёрную дверь за спиной словно полили водой. На чёрном фоне красный виден плохо.
Дыра в груди размером с крупный орех быстро заполнялась багровым. Он что-то шептал, но слов не было — легкое пробило. А то и два. Лишь по губам потекли капли, оставляя кровавые следы на скулах.
Тело сползло по двери и осело в груду вываленного мусора. Через несколько секунд глаза застыли. Я не стал их опускать — не заслужил Мишка проснуться в другом мире, пусть смотрит на этот. На меня пусть смотрит. На рыжего мстителя.
Молча, не говоря прощальных слов, не делая ехидных замечаний о жизни-смерти, я словно в трансе зашагал по площадке и свернул на верхний пролёт.
Поднимался как робот, без всяких эмоций, со ступеньки на ступеньку, так добрёл до верхнего этажа, надавил кнопку и каким-то краем сознание понял, почему пошёл вверх, а не вниз, по ступенькам, где стекает кровь, где ботинки запачкаются, и по следам обуви будет хорошая улика.
Дожидаясь лифта, молча протёр рукавом рукоять пистолета, засунул рукавом за пояс. Войдя в лифт, нажал не первый этаж, а третий и только спускаясь вниз, снова каким-то краем сознания понял, что действую как киллер. Расчётливый, холодный, бездушный киллер.
Везучий киллер — матери Михаила дома не оказалось, иначе бы он не стал возиться с ключами. Вдвойне везучий — никто из соседей не выбежал на звук выстрела. Но об этом подумаю позже.
Не было ни эмоций, ни сожалений. Пустота. И пистолет не выкинул, потому, что намеревался достать и Старшего Колчикова.
Есть ещё целых четыре патрона! Все для него — организатора.
Я вышел на третьем этаже и быстро спустился по лестнице. Единственным моим отличаем от окружающих людей было то, что я был без верхней одежды: без куртки, перчаток и шапки. Это могло броситься в глаза и привлечь внимание, зацепиться в сознании тех, кто мог меня видеть. Это поможет следствию.
Да и чёрт с этим следствием. Три пули Михаилу Михайловичу Старшему, одну себе.
Вышел на улицу, так и не встретив ни одного человека. Темно, идёт снег, ветра нет. Холода не ощущаю, тело, словно не моё.
На встречу шагал паренёк моего роста, одетый по тёплому, даже для ночи. Я механически достал пистолет. Не важно, слабее я или тупее, но у меня есть оружие, а у него нет. Как говорил один человек: «Бог создал людей разными, а Кольт всех уровнял».
— Парень, ты чего? Ты так-то не гони. — Глаза парня округлились.
— Ты далеко живёшь? — Сухо обронил я, глядя пустыми глазами на него и ощущая, как пальцы примораживаются к замерзающей от холода рукояти.
— Да тут, в этом доме, — он ткнул пальцем через плечо.
— Тогда снимай куртку, перчатки и шапку.
— Это что, развод? — Возмутился городской перец, но тут же сам себя обломал. Я не выглядел шутником. — Ладно-ладно, ты только не нервничай.
— Это не развод, просто мне нужна одежда. Очень нужна. — Я спрятал пистолет и достал из задних карманов джинсов пачку рублёвых с тысячными купюрами. Отсчитал двадцать штук, сунул ему в руки. — Двадцатки косарей хватит за холодную пробежку?