Цена свободы
Шрифт:
— Потому что я летчик, — ответил мне сам Летун, я и не заметил, как он подошел. Брови у меня поползли вверх.
Я забросал Летуна вопросами, оказалось, что он не просто летчик, а пилот боевого вертолета. До Песца командовал эскадрильей «Оса». Когда случился Песец, и началась заварушка с соседями, он со своей эскадрильей летал с юга страны на север, на штурмовку танковых колонн противника. Был сбит, чуть не попал в плен, его выручила разведгруппа спецназа, уходящая с задания пешим порядком. Звучало как сюжет боевика, но Летун рассказывал так, что я ему верил. По его словам, армию нашу раскатали на Высотах, и отдельные разрозненные группы драпали, бросив все, к Городу. Их группа едва успела отойти от Высот, как по ним ударили ядерными ракетами. Он не знал, кто
— Коцюба, ты где служил? — спросил меня Летун. Я ответил, он удивленно поднял бровь, и спросил:
— А где в Песец был?
— В Городе, — ответил я.
— Что, «форму восемь» не получил? — Летун удивился.
— Получил, но не поехал.
— Что так? — спросил меня пришедший с Летуном молодой парень, — струсил?
— Так сложилось, — не стал я вдаваться в подробности.
Парень разочарованно цокнул языком, и отошел. Понятно, узнав, что я получил «форму восемь», и не поехал, он автоматически зачислил меня в дезертиры. Ни страны, ни армии уже не было, но понятие «присяга» для этих двадцатилетних пацанов все еще имело какое-то значение.
— Господа! Прошу внимания, — это Сергей. Стоит на стуле в конце комнаты, сложил ладони рупором, и пытается переорать гул разговоров, — народ!
На пару секунд стало тихо, и в эту тишину вклинился Вайнштейн:
— Лучше скажи — товарищи! — Сергей на секунду растерялся, по комнате прокатился одобрительный гул. Народ оценил поправку. Летун метнул на Вайнштейна заинтересованный взгляд, Сергей справился с собой, и продолжил:
— Товарищи! Во-первых, хочу всех поблагодарить, за то, что вы поделали такой долгий путь, чтобы поучаствовать в нашем сегодняшнем собрании. А во-вторых, слово имеет, — тут он на секунду замялся, но сообразил, и закончил: — имеет товарищ Летун.
Народ обошелся без пошлостей, типа аплодисментов, просто пропустили Летуна в конец комнаты, и стали ждать, что он скажет. Такая выжидательная тишина лучше всяких рукоплесканий.
— Буду краток, — негромко, но так, что услышали все, произнес Летун. Я потом не раз замечал за ним такое, вроде и говорит, не повышая голоса, а слышно всем. — Мы впервые собираемся в таком составе. Все вы меня знаете, я знаю вас, за исключением недавно присоединившихся к нам… товарищей. — В нашу сторону повернулось несколько голов. Вот это да, подумал я, он принял терминологию Вайнштейна, это просто разрыв шаблона. Офицер, летчик… и вдруг красный. Меж тем Летун продолжал:
— Мы тут подсчитали, расклад такой: двадцать одна Семья в радиусе, примерно, километров пятнадцати. Это что-то около пяти с половиной сотен человек. У Сергея можно получить распечатку имен и координат, может быть, обнаружите друзей или родственников. Мы работаем над установкой репитера, чтобы увеличить покрытие. Далее… утвержден список аварийных частот. Большая просьба ко всем присутствующим, просьбы о помощи на этих частотах не игнорировать. Нас и так слишком мало, мы должны помогать друг другу, делиться…
— Прости, Летун, что перебиваю, — поднялся один из гостей, рыжебородый мужик, — к тебе вопросов нет, ты мужик авторитетный. С какого перепугу мне с кем-то делиться? У меня есть все, что мне надо, я со своими ребятами, надрывая горб, добывал. А начну делиться, мигом набегут дармоеды, все пожрут, и останусь я с голым хреном. Если кому что надо, пусть дает мне что-то взамен, что мне нужно, тогда и я поделюсь. — Остальные согласно загудели: да, мол, помогать, оно, конечно, и надо, вот только свое кровное отдавать…не…
— Гриша, а ведь ты бы сдох, если бы тебя индиго не вылечили, — мягко сказал Летун.
— Так я че? Я им потом и тушняка занес, и гречки, и…
— Вот именно, Гриша, потом занес, а они к тебе пошли просто так. Не пошли бы, и не было б у тебя никакого потом, — Летун обвел всех взглядом, и сказал:
— Всем нам очень повезло, что мы дожили до этого дня. Но нам не будет вечно везти! Мы не знаем, сколько еще продлятся холода. У каждого из вас есть запас продуктов, топлива, предметов первой необходимости, есть теплый дом. За каждым из вас стоит Семья, люди, которые помогли вам выжить. И это очень много, те, у кого этого не было, уже умерли. Я считаю, что мы должны помогать друг другу, выжить мы сможем только вместе. Будем сидеть, как хомяки, каждый на своем тушняке и гречке, и, не пройдет и двух лет, как здесь будет такая же пустыня, как там, наверху, в Городе… Да, Коцюба? — Летун заметил, что я, как примерный школьник, тяну руку.
— Ты сказал «такая же пустыня, как в Городе», — поднялся и я, — так вот, никакая там не пустыня… — По мере того, как я рассказывал о своих приключениях в туннелях, в комнате становилось все тише, когда я заканчивал, было слышно, как гудит в печках огонь. Народ слушал, затаив дыхание. Каждый, я уверен, представил себе в красках, что, сложись все иначе, и он бы обгладывал тушку соседа в подземелье. — Летун прав, нам надо объединяться, поодиночке мы не выживем. Сожрут, — закончил я свой рассказ, и сел. Народ опять стал переговариваться, к нам подсел Летун и Сергей, на диване рядом развалился рыжий Гриша, найдя идеального собеседника в бочонке с пивом.
— Как ты этих уродов назвал? Чмулики? — спросил Летун.
— На этот вопрос отвечу я, — сказал Вайнштейн. — Только это долгая история.
— Ну, ты расскажи, всем же интересно, — прищурился Летун.
— Ладно, слушайте… — Вайнштейн пустился в объяснения. Его теорию о том, что род человеческий делится на собственно людей, и чмуликов, я уже слышал. Мне стало неинтересно слушать, и я ушел в соседнюю комнату. Там хоть не так накурено. Налил себе рюмку водки, выпил. В соседней комнате тем временем стало тихо, было слышно только голос Вайнштейна. Вот чего у него не отнять, так это умения «держать» аудиторию. Увидев, что в комнату входят какие-то люди, я удивился — на кого это чары Вайнштейна не подействовали? Вошли трое, но в комнате стало тесно, до того огромными были вошедшие мужики. Старший, очевидно, отец, подошел и протянул руку:
— Я Медведь, — пробасил он, и махнул рукой на молодых: — а это мои сыновья. Ромка и Славик, — «медвежата» кивнули, кто из них кто я так и не понял.
Здоровенный мужик, выше меня на голову, а ведь и я не маленького роста. Густые брови, борода, шея толще головы, телогрейка аж лопается. Как это там было: «…как медведь, мохнат и крепок, нем и мрачен, как могила…». Точно про Медведя, видно, не зря его так прозвали. И сыновья его такие же, двое из ларца.
— Очень приятно, — я пожал протянутую руку, стараясь не сморщиться от железного пожатия медвежьей лапы.