Цена твоего молчания
Шрифт:
— Настя! — снова его ладони на моих плечах, а я вдруг начинаю злиться, — что-то случилось? Я же вижу, ты сама не своя. Может, могу помочь?
Усилием воли прогоняю неуместное раздражение. Забота в голосе парня неподдельная, и только небо знает, как мне сейчас не хватает чьей-нибудь поддержки. Хочется прижаться к холодной мужской куртке щекой и разделить этот мучительный страх на двоих. Просто услышать, что все будет хорошо…
— Зачем тебе это? — голос чуть прерывается, когда поднимаю глаза. Задаю вопрос, как будто это тот самый последний барьер, после которого начинается дорога к доверию. Давно уже мне не хотелось довериться кому-то
И теперь я внимательно смотрела в лицо парня, больше не делая попыток сбежать. Потому что слова могут обмануть. А вот глаза и мимика — вряд ли.
— Хм, дай-ка подумать, — Владимир улыбнулся, обхватив двумя пальцами свой подбородок в характерном жесте, — знаешь, а у меня неожиданно образовался абсолютно свободный вечер. И я просто обожаю помогать красивым девушкам.
Несмотря на улыбку, глаза оставались серьезными. И это было куда лучше любых уверений и убеждений, позволяя мне чуть-чуть, но все-таки расслабиться.
— А если серьезно, — продолжил он после секундной паузы, подойдя вплотную и легким жестом убрав прядку волос с моего лица, — я, правда, хочу помочь, Насть. И само собой, все останется между нами. Если хочешь…ну, что произошло?
Последние слова он почти прошептал, взяв мою ладонь в попытке согреть.
А я…выдохнула. И облегчения в том выдохе было куда больше остальных эмоций.
Рассказ занял едва ли больше пяти минут. И как я не старалась, слезы все же прорвались наружу, вызвав несколько судорожных всхлипов и одну мокрую дорожку на щеке. Наскоро смахнув ее, сжала свободную ладонь в кулак до боли, отвлекаясь и не позволяя себе окончательно расплакаться.
Не сейчас.
Не время.
А закончив говорить, с опасением взглянула на парня. Как ни крути, сомнения копошились где-то по углам, рождая лишнее беспокойство. А вдруг он не поверит? Или скажет, что я сама себе все выдумала? Что моя мать взрослая женщина и может делать то, что ей заблагорассудится? Да что говорить, эти вопросы звучали и в моей голове, отнимая последние крохи уверенности…
Но Владимир и не думал смеяться.
— Ясно, — кивнул после недолгого молчания, нашего общего, а затем что-то прикинул в уме, — так где, говоришь, эта тетя Галя живет?
— Дальше по улице, — махнула я в нужную сторону, — минут пятнадцать пешком.
— А завод?
— А это в обратную сторону, через центр, до Зеленого бульвара, — начала объяснять я, когда парень перебил.
— Подробно не надо, все равно названий улиц пока не знаю, — пожал плечами, а затем огорошил, — дорогу покажешь?
— Конечно, — пожала плечами в полном недоумении. Само собой, покажу, вместе же поедем.
— Ну, тогда пошли, — махнул он в сторону, противоположную той, что указывала к дому тети Гали я.
— Так нам же…
Попыталась было возразить, но меня уже ухватили за рукав, утягивая за собой.
— Извини, но пешком мы будем бродить до полуночи, — подмигнул мне брат Пашки, а я чуть не споткнулась от запоздалой догадки, — предлагаю все же «верхом», так точно быстрее.
Мой кивок он уже не видел. А я, наконец, почувствовала, как отступил страх, сменившись надеждой.
Впрочем, облегчение оказалось преждевременным.
Поплутав немного по улочкам и между домами, до адреса тети Гали мы добрались достаточно быстро. И на этом везение закончилось. После долгого и упорного стука в старую железную дверь с многочисленными царапинами, вмятинками и облупившейся темно-зеленой краской, нам открыла нетрезвая женщина в замусоленном халате. Дыша нестерпимой вонью в лицо — нечто среднее между многодневным перегаром, нечищеными зубами и прокисшим борщом — нам в достаточно грубой форме сказали, что представления не имеют, где находится моя мать. А после высказали искреннее возмущение тем, что привычное застолье не состоялось.
Само собой, о литературном языке тетя Галя имела весьма смутное представление, и от количества мата я покраснела в первые же десять секунд. Стало стыдно перед Вовой, который тоже это слушал, погружаясь в мир знакомых моей матери и, пусть хоть и частично, но и мой мир тоже. Но, скосив глаза на парня, я чуть взбодрилась — он стоял с таким невозмутимым видом, словно каждый день ходил по трущобам и опрашивал местных алкашей.
Хорошо, что разговор получился более чем недолгим. Ибо после возмущений, одарив напоследок чумным взглядом покрасневших глаз, нас послали туда, откуда мы пришли, громко захлопнув дверь перед нашими носами.
Не говоря ни слова, мы вышли из подъезда, направившись к мотоциклу.
И накрапывающий дождь с наступающим вечером как нельзя лучше отражали мое настроение.
Ноги получалось переставлять автоматически, а в голове тем временем шел диалог с собой. Как так могло получиться, что из двух симпатичных молодых женщин получилось вот ЭТО? Что произошло с ними, что из основных потребностей в жизни стал алкоголь? Ведь не настолько же все безнадежно было?
Да, я не знаю, что случилось с практически незнакомой мне тетей Галей, но обстоятельства жизни своей матери представляла достаточно отчетливо. И чем дольше думала, тем меньше понимала ее. Конечно, потерять мужа — это трагично, печально и страшно. Обидно. Мать часто говорила, что жизнь ей досталась тяжелая, а судьба — жестока к ней лично. Но, на мой взгляд, ей досталось лишь одно испытание. А все остальное она сотворила своими руками. Ведь судьба никоим образом не заставляла ее разменивать жизненный путь на бутылку, теряя красоту, деньги и… дочь. А еще не получалось избавиться от мысли, что повлиять на выбор отца она тоже могла, и, возможно, той аварии вообще бы не случилось…
На короткое время размышления вытеснили тревогу. И даже Владимир не говорил ни слова, словно почувствовав мое нежелание разговаривать.
— Теперь в заводскую столовую? — раздалось рядом, а я с удивлением поняла, что стою около мотоцикла. Парень протягивал мне шлем, и я запоздало улыбнулась в знак благодарности и кивнула, принимая защиту.
Накрапывал мелкий дождик, и я зябко поежилась — ветер едва ли стал теплее и тише, куртку ощутимо продувало. Надежда на то, что нам повезет не попасть под дождь таяла с каждой минутой, но отказаться от поисков мне и в голову не пришло.
— Насть, погоди, — Вова остановил мои руки, собирающиеся натянуть шлем на голову, бросив быстрый взгляд на хмурое, затянутое серой хмарью небо, — может, лучше домой? Если дождь разойдется, промокнем…
— Нет, — категорически отказалась, качнув головой, — лучше уж промокнем. А потом приедем и высохнем. Не смогу я сейчас дома, в неизвестности, понимаешь? Только еще больше себе понапридумываю ужасов…
Если он и хотел возразить, то никак не показал этого. Лишь задержал на мне взгляд чуть дольше, чем было необходимо, а затем отработанным движением надел свой шлем, усаживаясь на мотоцикл.