Цена весны
Шрифт:
— Вы хотели убить меня, — сказала Ванджит.
Эя приняла позу, которая отрицала обвинение. Пламя костра мигнуло, осветив лицо Ванджит, и на мгновение Маати подумал, что поэт поверит в ложь. Он прочистил горло.
— Мы никогда бы этого не сделали, — сказал он.
Ванджит повернулась к нему, с пустым и безумным выражением на лице. Андат, у ее ног, издал звук, который мог бы предупреждением или смешком.
— Ты думаешь, он говорит только тебе? — сплюнула Ванджит.
Маати вздрогнул и отступил на шаг, когда Ванджит бросилась вперед. Но она только подняла андата, повернулась и унеслась в темноту.
Маати бросился за ней, выкрикивая ее имя с углубляющимся чувством отчаяния. Деревья казались тенями в огромной тьме ночи. Его слишком слабый голос проникал во мрак только на несколько шагов. Не больше, чем через пол-руки — меньше, безусловно, — он остановился, чтобы перевести дух. Опершись о древний ясень, он осознал, что Ванджит исчезла, он сам заблудился и только тихое шуршание реки слева от него может вывести его обратно. Он отправился к берегу, пытаясь найти дорогу, по которой бежал, но не сумел. Ковер из сухих листьев громко трещал под его ногами. Что-то двигалось в ветвях над головой. От холода пальцы рук и ног закоченели. Месяц, светивший через ветви, уверил его, что он не ослеп — единственное утешение, которое у него осталось.
Он шел на восток, пока, в конце концов, не вышел к реке, а потом еще юг к широкому грязной отмели, где все еще стояла лодка. После чего он легко нашел их маленький лагерь. Он попытался взрастить в себе надежду, что войдет в круг света от костра, найдет вернувшуюся Ванджит и, благодаря невообразимому повороту событий, мир восстановится. Вернется смех и нежное товарищество первых дней школы; время вернется назад и на этот раз он проживет жизнь без этих ужасных ошибок. Он настолько сильно этого хотел, что, когда вывалился на поляну и нашел Эю и обоих Кае, сидящих у огня, он почти подумал, что с ними ничего не произошло.
Эя повернула к нему серые затуманенные глаза.
— Кто здесь? — спросила она, услышав его приближающиеся шаги.
— Я, — хрипло ответил Маати. — Со мной все в порядке. Но Ванджит исчезла.
Большая Кае начала плакать. Маленькая Кае положила руку на трясущиеся плечи женщины и что-то прошептала, из ее закрытых глаз текли слезы. Маати сел у огня. Его миска с супом была перевернута.
— Она сделала это для всех нас троих, — сказала Эя. — Никто из нас не может видеть.
— Мне очень жаль, — сказал Маати. Совершенно недостаточное извинение.
— Можешь помочь мне? — спросила Эя, указывая рукой непонятно куда. Но потом он присмотрелся и увидел груду осколков дощечек. — Мне кажется, я собрала их всех, но мне трудно быть уверенной.
— Оставь их, — сказал Маати. — Отпусти их.
— Я не могу, — сказала Эя. — Я должна попытаться. Я могу это сделать. Сегодня ночью.
Маати посмотрел на нее. В костре треснула ветка, Эя повернула голову на звук. Выставленная вперед челюсть, злые серые глаза. Холодный ветер заставил подол ее платья колыхаться вокруг лодыжек, как флаг.
— Нет, — сказал он. — Ты не в состоянии.
— Я несколько недель изучала все это, — резко сказала Эя. — Только помоги мне собрать все вместе, и я смогу…
— Ты сможешь умереть, — сказал Маати. — Я знаю, ты изменила пленение. Сейчас тебе этого не сделать. Во всяком случае до тех пор, пока мы не изучим изменения. Слишком много поставлено на Ранящего, чтобы вот так, в панике, бросаться пленять. Мы подождем. Ванджит может вернуться.
— Маати-кво… — начала Эя.
— Она одна в лесу, без еды и теплой одежды, — сказал Маати. — Она чувствует себя замерзшей, испуганной и преданной. Поставь себя на ее место. Она обнаружила, что ее собирались убить единственные друзья в этом мире. Андат, безусловно, изо всех сил подталкивает ее, стремясь к свободе. Она даже не взяла суп. Она — холодная, голодная и растерянная, и мы — единственное место, куда она может отправиться за помощью или утешением.
— При всем уважении, Маати-кво, — сказала Маленькая Кае, — вы, первым делом, собирались убить ее. Она не вернется.
— Мы не знаем, — мрачно сказал Маати. — И не можем быть уверены.
Но утро пришло без Ванджит. Небо стало слегка менее черным, потом серым. Утренние птицы — зяблики, жаворонки и другие, чьих имен Маати не знал — разорвали тишину разноголосым щебетом и криками. Деревья-тени стали глубже, ряд за косматым рядом становился серым, потом коричневым и, в конце концов, настоящим. Поэт и андат ушли в глухомань, и, когда розовая буйная заря поползла с востока, стало ясно, что они не вернутся.
Маати раздул последние ночные угольки, разжег костер и сварил чай для четырех оставшихся. Большая Кае не переставала плакать, несмотря на постоянное внимание Маленькой. Эя сидела, завернутая в одежду, которую носила прошлой ночью. Она выглядела осунувшейся. Маати сунул ей в руку пиалу с теплым чаем. Никто не разговаривал.
В конце концов Маати взял пояса из их запасных платьев и сделал веревку. Он вел Эю, Эя — Маленькую Кае, а Маленькая Кае — Большую. Непристойная пародия на игру, в которую он играл ребенком, и он прошел всю дорогу на лодку, предупреждая о препятствиях, мимо которых проходил — деревьях, ямах, участках грязи. Палатки и кухонные принадлежности они оставили на берегу.
К удивлению Маати лодка уже плыла. Лодочник и его помощник молча и ловко — из-за долгой практики — двигались по палубе суденышка. Маати крикнул, лодочник остановился, посмотрел на них и его челюсть отвисла от удивления — первая сильная эмоция, которую Маати видел от него.
— Нет, — сказал лодочник. — В соглашении этого не было. А где еще одна? Та, которая с ребенком?
— Не знаю, — крикнул в ответ Маати. — Осталась в ночи.
Помощник, угадав намерение лодочника, начал вытаскивать доску, соединявшую лодку и липкую темную грязь. Маати заорал, бросил веревку, на которой вел Эю, прыгнул в ледяной поток и схватился за уходящий деревянный мост.
— Мы так не договаривались, — сказал лодочник. — Пропавшие девушки, слепые девушки? Нет, ничего такого на моей лодке.
— Мы умрем, если вы нас бросите, — сказала Эя.
— Вот этот сможет присмотреть за вами, — крикнул лодочник, указывая в сторону Маати, глубоко погрузившегося в речную грязь. Это было бы смешно, если не было бы ужасно.
— Он стар и умирает, — сказала Эя, подняв свою сумку целителя так, словно она доказывала обоснованность ее точки зрения. — Если у него произойдет сердечный приступ, получится, что вы бросили здесь всех женщин, на верную смерть.