Цена желаний

Хейер Джорджетт

– Очевидно, самоубийство, – растягивая слова, сказал Джайлз.

– Гм… Я не высокого мнения о вас, как о детективе. Ничто не кажется вам несколько необычным? – Он приподнял бровь. – Или вы это заметили, но надеетесь, что я не замечу?

Джайлз улыбнулся:

– На первый взгляд – три вещи.

– Три? – Ханнасайд оглядел комнату. – Ну, я обнаружил только две. Это интересно. Прежде всего, на столе стакан виски с содовой. Я прекрасно представляю себе, как Роджер Верикер пьет перед тем, как застрелиться. Чего я не могу себе представить – так это того, что он налил

себе стакан и оставил его нетронутым. Второе – хотя я не знаю, имеет ли это большое значение – его положение. Оно меня настолько поразило, что я решил сделать снимок. Он отвернулся от стола. Посмотрите, под каким углом находится его кресло. Почему он его повернул? Если он сидел за столом, то вероятнее всего, он писал. Но он не мог писать, сидя почти боком.

– Это верно, – согласился сержант. – Вы имеете в виду, что он повернул кресло, чтобы с кем-то разговаривать?

– Думаю, это вполне возможно. – Ханнасайд достал носовой платок и с его помощью открыл лежавшую на столе кожаную папку для бумаг. В ней был листок бумаги. Он взял его, прочел и передал Джайлзу. – Ну? – сказал он.

Письмо, написанное неряшливыми каракулями Роджера, датировалось предыдущим днем и было не закончено.

«Уважаемые господа, – начиналось оно. – В конверте вы найдете чек на сумму 15 фунтов 6 шиллингов 3 пенни в оплату вашего счета. Буду рад, если вы пришлете мне…»

На этом короткая записка кончалась.

– Не кажется ли вам это странным? – спросил Ханнасайд.

– Кажется, – ответил Джайлз, – Роджер, оплачивающий счет, кажется мне более чем странным.

– В некоторых отношениях вы очень похожи на ваших родственников, – резко сказал Ханнасайд.

– Его прервали, – сказал сержант, в свою очередь читая записку. – Это противоречит здравому смыслу: он не стал бы ничего просить прислать ему, если бы собирался покончить с собой. Что-то, должно быть, заставило его сделать это. Но мы не знаем что. Но, конечно же, его прервали. Скажем, кто-то позвонил в дверь. Он засовывает письмо в бювар – или нет! – бювар открыт, и он пишет на нем. Он только закрывает его, когда идет к двери посмотреть, кто там. Такое инстинктивное движение, понимаете?

– Да, что-то в этом роде, – сказал Ханнасайд. – Но мистер Каррингтон еще не сказал, какой третий момент.

Добродушное лицо Джайлза стало суровым:

– Ханнасайд, вы хорошо стреляете из пистолета?

– Пожалуй что нет.

– Так я и подумал. Вашему эксперту не понравилось бы вот это. – Он показал на пол около его ног, где наполовину спрятавшись в пушистом ковре у камина, поблескивала гильза.

Оба полицейских посмотрели вниз.

– Да, я уже видел ее, – сказал Ханнасайд. – Она что, лежит не там, где следует? В этом дело?

– Да, – кивнул Джайлз. – Если бы Роджер Верикер, сидя в том кресле, приложил пистолет к правому виску и нажал курок, пустая гильза должна была бы упасть где-то между письменным столом и окном, а не здесь у камина. – Он зажег сигарету и швырнул потухшую спичку в камин за спиной. Глазами он измерил расстояние от себя до кресла, стоявшего у письменного стола. – Я думаю, когда будет сделано вскрытие, выяснится, что пистолет был не настолько близко к голове, – заметил он.

– Спасибо, – сказал Ханнасайд, глядя на него с любопытством. – Кажется, я был несколько несправедлив по отношению к вам. Я подозревал, что вы стремитесь скорее помешать, чем помочь в этом конкретном случае.

– Я могу переварить одно убийство, – кратко ответил Джайлз. – Но от двух меня уже начинает тошнить. Более того, хоть Роджер был и непутевый малый, но совершенно безобидный. Для убийства Арнольда могло быть несколько объяснимых причин, но для убийства Роджера – только одна, причем совершенно непростительная. Нет, определенно непростительная.

– Действительно непростительная, – сказал Ханнасайд. Вдруг глаза его сузились – он увидел что-то за спиной Джайлза. – Ваш кузен курил трубку?

– Не думаю.

Ханнасайд сделал шаг вперед, чтобы получше рассмотреть трубку, лежавшую на каминной полке.

– Пенковая трубка, окрашенная сильнее с одной стороны, чем с другой, – сказал он. – Мне кажется, я где-то ее уже видел.

– Возможно, – сказал Джайлз. – Она принадлежит Кеннету. Но я не стал бы рассматривать это как улику. Кеннет был здесь на вечеринке три-четыре дня назад.

– Он должен был бы вспомнить о ней, – заметил сержант. – Я бы довольно скоро вспомнил про свою. Более того, в трубке остался табак. Роджер Верикер должен был бы увидеть это, вытряхнуть его и вернуть трубку своему брату.

– Совсем наоборот, – сказал Джайлз, – трудно ожидать от Роджера таких энергичных действий.

– Возможно, вы и правы, – сказал Ханнасайд, – но, вы видите, из трубки упал на пол пепел. Наверное, горничная, которая убирает в квартире, вымела бы его.

– Это зависит от того, какая горничная, – возразил Джайлз.

Ханнасайд взял трубку и положил ее в карман.

– Хемингуэй, я хотел бы видеть привратника, – сказал он. – Не попросите ли вы его подняться сюда?

Джайлз улыбнулся:

– Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я остался? Чтобы я не попал в Челси раньше вас.

– Совершенно верно, – ответил Ханнасайд. – Думаю, вы не станете этого делать, но на данном этапе я не хотел бы рисковать. Как вам кажется, похож Роджер Верикер на человека, который может покончить с собой?

– Нет, не думаю, – ответил Джайлз. – Конечно, он жаловался, что ему действуют на нервы детективы, которые возникают из-за каждого угла, но мне казалось, он не очень-то встревожен. Однако я мало встречался с ним, так что могу быть и неправ.

– Я думаю, вы правы, – медленно произнес Ханнасайд. – Вы помните тот день, когда он рассказал мне нелепую историю о том, как он поехал в Монте-Карло? Я очень живо вспоминаю, как он сказал: «Разве я похож на человека, который может застрелиться? Конечно же нет!»

– Да, я помню, – ответил Джайлз. – Но трудно что-либо утверждать о человеке, который так много пьет, как Роджер. Эта гильза скорее является доказательством, и, я думаю, она свидетельствует о том, что стрелял неопытный человек. Например, я бы, выстрелив, внимательно проследил за гильзой.