Цена жизни
Шрифт:
– Да?
– Ты дома?
– Да. А где «здравствуй, отец»?
– Я сейчас приеду.
Я снова отключила звонок, после чего бросила телефон в сумку и села в машину. И снова мельтешение машин, светофоры, гудки. А внутри клубы гнева. Я никогда еще не была так зла, и сейчас была готова на все, чтобы помочь Рику. В таком настроении мне ничего было не страшно.
До дома родителей тоже долетела довольно быстро. Машину даже не закрывала – поищи тут дурака, который попробует залезть в нее посреди улицы с множеством камер и охраной! В дом вошла тоже не стучась. Лишь спросила у управляющего,
– Что случилось?
– Отзови своего пса!- Эту фразу я прорычала, как тот самый пес. Отец оглядел комнату ленивым взглядом и снова повернулся ко мне.
– Боюсь, не совсем тебя понимаю.
– Я о Стивене Кельбруке!- Отец обошел стол и прислонился к нему спиной, скрещивая руки на груди.
– А причем тут я?
– Это с твоей подачи он стал ухаживать за мной. А теперь он перешел все границы!
– Что он сделал?
– Подкинул Рику наркотики в машину! И того арестовали!
– Диана, я не думаю…
– Он признался в этом! А Рику грозит тюрьма ни за что!
– Опять этот Рик, я думал, с ним покончено и ты одумалась.
– Что? Одумалась? То есть, хорошей я была только тогда, когда поступала так, как вам надо?
– Диана, Стивен для тебя лучшая партия.
– Партия? Но я же не шахматная фигура на доске, чтобы составлять мной партии!
Гнев уходил, оставляя вместо себя страх и отчаяние. По щекам скользнули первые слезы. Я пыталась докричаться до того, кто считался моим отцом. Сделала последний, разделяющий нас шаг и стала стучать кулаками ему по груди.
– Ты не можешь так поступать со мной! Я же твоя дочь! Ты должен меня любить, а не использовать, как один из активов! Ты хоть знаешь, что такое любовь? Ты когда-нибудь чувствовал, что готов на все, ради того, чтобы любимый человек был счастлив? Ставил чьи-то предпочтения выше своих? Ощущал, что весь мир может катиться в Тартарары, если любимый человек рядом? Ведь этот человек и есть твой мир! И даже если все будут против него, ты останешься с ним! Будь он самый плохой, или злой, если ты любишь его – ты будешь с ним! Нарушишь любые законы, вылезешь вон из кожи, только бы ему было хорошо! Только бы видеть улыбку, которая для тебя ярче солнца! Потому что без этого человека все станет пустым и не нужным. Я люблю его, понимаешь? Я хочу быть с ним! И мне абсолютно не важно, хорошая ли он партия, есть ли у него деньги, связи. Мне важен только он! И если его не будет рядом со мной, то жизнь окрасится черными красками! Так вот, ты когда-нибудь так любил? А ведь я твоя дочь, твоя плоть и кровь, которая нуждается в семье, нуждается в этой любви. Чтобы меня любили просто потому, что я есть – хорошая или плохая. Мне не нужен биологический отец, мне нужен папа, понимаешь? К которому я всегда могу прийти с проблемами или поделиться радостью, на поддержку и любовь которого я могу рассчитывать! Который, не смотря ни на что, обнимет и скажет, что все будет хорошо. А ты мной играешь! А ведь я живая, мне больно! Не поступай так со мной! Пожалуйста, не поступай.
Под конец тирады я уже рыдала, не скрываясь,
– Ты никогда не говорила со мной так открыто,- его голос был хриплым.- Всегда огрызалась или молчала.
– А теперь говорю,- я подняла заплаканные глаза вверх. Отец вытер большими пальцами мои щеки от слез.
– Я ведь, правда, хотел, как лучше.
– Так не лучше. Мне не нужен Стивен, я не буду с ним счастлива. А Рик очень хороший. Он добрый, ласковый, нежный. Он военный, пап, с наградами. Он знает, что такое честь, долг, достоинство.
– Хорошо, я не буду больше давить на тебя. Сама выбирай, кто тебе нужен.
– Спасибо тебе! Спасибо! Только как мне быть? Рика же посадят за наркотики, а он не виноват! Ты можешь мне помочь, пожалуйста?
– Подожди, сейчас что-нибудь придумаем.
Он отошел к столу и взял телефон, а я тем временем вытирала последние слезы и с надеждой смотрела на него. Отец набрал чей-то номер и позвонил.
– Вечер добрый, Митч. Как дела?...Это хорошо. У меня к тебе дело есть. Ты же знаешь, что у меня дочь есть? Так вот, ее парню наркотики в машину подкинули…Точно, подкинули, даже знаем, кто. Можно что-то сделать, а то рыдает, того и гляди дел наворотит? Молодежь, сам знаешь…Зовут?
– Рик Эйден!
– …Рик Эйден. Участок?
– На Джексон стрит, 1045.
– …Джексон стрит, 1045…Хорошо, спасибо большое…Да, в воскресение гольф, я помню…Спасибо, пока.
Я слушала каждое слово, впитывая, надеясь на лучшее. И, судя по разговору, надежда не беспочвенна.
– И? Что он сказал?
– Сказал, что сейчас позвонит, и твоего молодца отпустят.
– Спасибо!- Я кинулась на шею отцу, крепко обнимая.- Спасибо, папочка, спасибо-спасибо-спасибо!
– Папочка…я не слышал этого слова с того времени, как тебе было четыре.
– Услышишь! Теперь услышишь, и не раз!
Я расцепила объятия и понеслась к двери. Теперь нужно быстрее доехать до участка, чтобы встретить Рика.
– Привезешь на ужин своего «хорошего»,- вдогонку крикнул отец.
– Обязательно!
Я неслась по мраморному полу, боясь подвернуть ногу или растянуться. Все-таки, каблуки – не лучшая обувь для забегов, особенно по мрамору. На лестнице крепко держалась за перила, подавив желание просто съехать по ним до самого низа. Дальше выскочила на улицу и запрыгнула в машину. Дорога до участка снова пролетела смазанным пятном из огней, фар и машин. Только теперь она была скрашена радостью – Рика выпустят!!!
Как только остановилась около участка, увидела его. Рик стоял снаружи у входа, оглядываясь по сторонам. Мой приезд он заметил сразу – больше никто с визгом не тормозил на парковке. Я выскочила ему навстречу и побежала. Мужчина поймал меня в свои объятия и прижал, слегка укачивая. А потом увидел заплаканные красные глаза.
– Ты плакала? Что-то случилось?
– Нет, теперь уже нет. Поехали отсюда.
Мы сели в машину, и на этот раз я соблюдала правила дорожного движения.