Ценнее власти

– Оль, ты издеваешься? – Марек раздражённо смотрит на часы, на которых без двух минут то время, когда они должны выходить.

– Ты что-то сказал? – слышится приглушённый дверью спальни голос.

– Слэчно Щенкевич, будьте так добры, явитесь уже пред мои светлые очи, – издевательски повторяет он, всё ещё чувствуя себя неуютно под подозрительным взглядом Ириам.

Словно эта собака точно знала ход его мыслей.

– Ты в курсе, что на такие мероприятия принято опаздывать? – Голос приближается и, подойдя к нему, Оля поворачивается

– На собрание волчьих кланов не опаздывают.

Его удовольствие от представленного вида вполне вписывается в её планы, потому что Оля насмешливо фыркает.

– Значит, я буду первой. Как тебе?

Как ему? И Марек бы притворился, но чёрта с два он может скрыть истинно мужской оценивающий взгляд, как всегда вылезший не ко времени.

– Гхм, – прокашливается он. – Может, переоденешься? Во дворце холодно, а ты только из больницы.

– Меня выписали три месяца и полтора дела назад, – хмыкает она, задумчиво обводит взглядом собственную гостиную и идёт за сумкой, оставшейся лежать на острове.

– Почему полтора? – хрипло и с желанием никуда не идти.

Нет, это невозможно. После той её самоубийственной выходки он чувствует рядом с Олей слишком много лишнего. И это мешает.

– Потому что найти на теле кровь убийцы и поймать его в тот же день не дело, а так, побаловаться только.

– То есть тебе нужны кровавые ритуалы, могущественные ведьмаки и полутораста летняя предыстория? – Пусть она смеётся, но позволяет ему вольности.

Например, коснуться замороченного кулона, спускающегося до середины обнажённой спины. Коснуться, и лёгким, якобы случайным движением спуститься до поясницы.

– Мне нужен интерес, – ёжится Оля, поведя плечами, – а предыдущее убийство отдавало тухлятиной.

– В следующий раз могу снова посадить тебя в камеру, чтобы было интереснее, – фыркнув, он тянется через неё, чтобы забрать ключи от машины. И это она тоже позволяет.

– И кто тогда будет делать всю грязную работу? – Оля поворачивается с усмешкой, находясь от него на расстоянии каких-то двух пальцев. – Отлично смотришься.

– Вот давай без этого, – кривится он, отстраняется и первым идёт на выход.

– А что не так? – Цоканье туфель преследует, но такой слежке он только рад. – Петя сказал, что ты там большая шишка, сын Главы над главами, так что парадный костюм вместо бесконечных футболок вполне вписывается в роль.

– Калата бы лучше акты быстрее сдавал, а не языком чесал направо и налево. – Марек спускается первым, придерживая Олю под локоть, иначе ей нечем стало бы приподнимать подол длинного платья.

– Зато он много рассказал мне про все эти ваши заморочки, – покачав головой, она отпускает его руку, выходя на брусчатку.

И пусть до машины два шага, но взгляд не отпускает стройную фигурку, осторожно переступающую с камня на камень. Ещё бы, в таких-то туфлях.

– А должен был рассказать ты, – вскользь замечает Оля, дойдя до машины. – И не вчера, как Петя, а неделю назад, как только узнал о вечере.

– У тебя нашёлся информатор поболтливее, – недовольство прорывается, заворочавшимся в глубине сознания

– А что, ревнуешь? – Вскинувшись, Марек видит, что Оля без насмешки, но всё же улыбается, впервые настолько чётко обозначив их непонятные отношения.

– А если да?

Два хлопка и они сидят в тёплом, не успевшем ещё остыть, салоне авто.

– Глупо и недальновидно, – вроде бы бесстрастно пожимает плечами она, но ему виден уголок, дёрнувшихся в улыбке, губ. – А к трупам не ревнуешь?

– Они не треплются о чём ни попадя, – хмыкнув, Марек заводит мотор.

– Это смотря с кем.

***

– Оля, ты просто… – Петя восторженно цокает языком, поворачивая меня вокруг своей оси, как на рынке.

Стоило нам с Мареком войти в массивные двустворчатые двери, как всё великолепие «Волчьей тени» попыталось нас ослепить. Мы не ослепли. Я с той стороны видела ещё и не такое, а Марек наверняка привык ко всему этому богатству.

– Убрал бы ты р-руки, Калата. – Марек высматривает кого-то в толпе и игнорирует мой насмешливый взгляд.

– Рычит? – громким шёпотом издевается Петя.

– Порыкивает, – фыркаю в ответ, чувствуя, насколько сильнее сжимается рука Марека на моей талии.

Собственнически.

А всё потому, что наши отношения после моей смерти приобрели интригующий оттенок. Для нас интригующий, потому что Тени всё ещё смотрели на меня с угрозой. Всерьёз считали, что я испугаюсь? Тогда мозгов у них нет вовсе. Марек, похоже, считал также и тоже не боялся подчинённых, которым, по идее, запрещались служебные романы.

У нас романа не было, чтобы там не придумывали Тени.

Да и назвать его служебным… нет, мне, конечно, вручили удостоверение с пометкой «консультант» и печатью в виде оскаленной волчьей морды сразу после развоплощения Тадеаша. Причём, вручал даже не Марек, оставив величественное действо на совесть сотрудников. У которых с совестью было так же, как с мозгами, потому что вручение, названное торжественным, прошло в тусклом сером кабинете без окон и с кислой миной кого-то из канцелярии.

Так что Тени по-прежнему меня любили. Настолько, что придушили бы за углом, если бы могли, но они не могли, и это придавало особую пикантность нашим близким отношениям. Действительно близким, потому что теперь мне приходилось таскаться к ним в офис чуть ли не через день.

Даже Ириам уже выучила маршрут, вместо любимого парка утягивая меня в сторону реки. Туда, где стояло тёмно-серое трёхэтажное здание без опознавательных знаков.

– То ли ещё будет, – многозначительно заявляет Калата. – Не страшно?

– Волков боятся в «Волчью Тень» не ходить. – Мгновение осознания, и мы с Петей весело смеёмся, привлекая неодобрение богатых, высокомерных и кислых.

Мне плевать, потому что я вижу их насквозь, Пете – потому что своим он, полуволк по рождению и полунаследник по желанию отца, не станет никогда. Петя и не стремится, демонстрируя, что хоть у кого-то из Теней есть ум, но всё равно регулярно таскается сюда из-за дурацких волчьих правил.