Ценнее власти

Арунд Ольга

Смотреть оказывается неудобно – планшет то скользит с колен, то не хватает рук, чтобы и держать и приближать в нужных моментах экран. Поэтому я кладу планшет на кофейный стол и нависаю сверху, встав коленями на подушку, которую Марек подсовывает за мгновение до.

– Что-то не то, – хмурюсь, пытаясь понять, с чего именно зашлась интуиция. Пальцы то приближают, то удаляют запись. Крутят в обе стороны, но зацепиться за нужную ниточку никак не удаётся.

Калитка. Закрыта не только на засов, о чём свидетельствует едва уловимо вспыхивающая

защита, когда в неё врезается очередное насекомое. Не то. Забор? Ничего такого нет и в нём. Трава тоже безопасна, хотя я чуть не сломала глаза, вглядываясь в тёмно-зелёное море. Остаются огрызки деревьев, попавшие в кадр, и вот с ними как раз что-то не так.

– Что это? – Мой палец указывает на левый нижний угол планшета.

– Это вяз, – потянув на себя экран, сообщает Марек, – отец их обожает, они тут везде.

– Прекрасно, только я не об этом, – вернув устройство на стол, я тяну Марека за плечо, заставляя вглядеться. – Смотри на листья, они движутся не синхронно. Вот здесь, – ткнув пальцем в нужное место, я выворачиваю шею, чтобы посмотреть на него снизу вверх. – Едва заметно, но края одного и того же листа расходятся на несколько секунд.

– Ян, – не отрывая от меня взгляда, зовёт Марек, – у нас ещё одно наложение.

***

– Это не моя идея, так… получилось. – Он стоит и смотрит на обнажённую спину, украшенную массивным круглым кулоном с непонятной вязью внутри на длинной тонкой цепочке.

– Стоило ожидать, – пожатие плеч легко раскачивает кругляш, и Марек переводит взгляд на окно. – Мы пришли вместе, потом ты представил меня отцу, потом демонстративно зажал вообще ни разу не в углу, а теперь нам должны предоставить раздельные спальни? Не смеши.

– Меня радует твоя сознательность.

Потому что с собственной проблемы.

– А меня твоя растерянность, – фыркает она и, сбросив не до конца застёгнутые туфли, падает лицом вперёд на кровать. Говоря что-то, что Марек слышит как невнятное бурчание.

– Что?

– Это значит, что у тебя есть совесть, и ты не убил брата, только ради того, чтобы нас заперли в одной спальне на неопределённый срок, – хмыкает Оля и поворачивается набок.

– Для этого необязательно кого-то убивать, – устало потерев глаза, Марек занимает единственное кресло.

– Что ещё не так? – задумавшись, он пропускает миг, когда её лицо становится слишком близко, и едва не отшатывается. – Что-то ведь не так? Хочешь, сделаю чай, и голова пройдёт?

– Откуда ты?.. – напоровшись на её ироничный взгляд, Марек обрывает сам себя. – А, ну да.

– Подожди пятнадцать минут, – сострадательно покачав головой, Оля идёт к двери. Босая. В своём невозможном платье.

– Давай договоримся, – вздыхает Марек, поймав её за руку, – что ты никуда не ходишь, хотя бы пока не принесут из машины вещи. А лучше вообще никуда не ходишь одна.

– Приставишь ко мне своих волчат? – Вскидывает она голову.

– У меня здесь не так много людей, но,

если потребуется, приставлю. – Поймав её взгляд, Марек с тяжёлым вздохом встаёт. – Оль, здесь три сотни неудовлетворённых, действительно опасных существ и восемнадцать Теней, из которых попробовать довериться я могу разве что Яну с Калатой. Притом, что абсолютного доверия не заслуживаю даже я.

– И как ты собираешься ловить убийцу? В таких-то условиях.

– На живца, – погладив запястье большим пальцем, он отпускает её руку. И даже врать не будет, что без сожаления.

– На какого ещё… – нахмурившись, она смотрит прямо на него. – Нет. Совсем рехнулся?

– Я сам стану приемником отца и поймаю мразь, которая убила моего брата.

Глава 7

– Я сам стану приемником отца и поймаю мразь, которая убила моего брата.

Самоубийца! Рехнувшийся суицидник, которому и без того мало приключений!

– Попробуй, – мрачно разрешаю я и поворачиваюсь, собираясь хотя бы серьги снять.

– Оля. – А сколько укора-то.

– Знаешь, что будет, комиссар Дворжак? – передумав, я возвращаюсь и тыкаю пальцем ему в грудь. – Я просто тебя вырублю. Усыплю несмотря на тонну амулетов, которые, по твоему мнению, защищают от всего, и проспишь как миленький не то что до утра, до конца расследования. Усыплю, – повторяю я в ответ на обалдевший взгляд, – и чёрта с два ты станешь… кем там? Приемником отца? Наживкой?

Раздражённо тряхнув головой, я сдёргиваю серьги и бросаю их на кровать. Браслет летит туда же. И шпильки добавляются в общую кучу, освобождая, ноющую от тугой причёски, голову.

– Хотя, знаешь, – я резко разворачиваюсь, злорадно усмехаясь, – а попробуй! Только не жалуйся потом, когда обнаружишь свою самоубийственную душонку привязанной к поводку старой дряхлой кошатницы.

– Ты говорила, что душу удержать невозможно.

– Выжить после того, как выжгла из себя Тадеаша, тоже, – уперев руки в бока, хмыкаю я. – Но когда меня останавливали такие мелочи.

– Оль…

– Да знаю я, – кривлюсь в ответ. – Больше некому. Это опасно. Родина не простит. Какие там у тебя ещё отмазки? – Увлёкшись обвинениями, я пропускаю мгновение, когда он делает шаг и, смеясь, заключает меня в объятие.

– Ты смешная. – И тёплый взгляд серых глаз обезоружил бы, если бы не его очередная идея-фикс.

– Это пока ты материальный, – раздражённо фыркаю я и ёрзаю, пытаясь высвободить руки. – Пусти.

– Не хочу, – с хрипотцой в голосе честно признаётся Марек, заставив меня вскинуться. – А ты?

– Что я? – Одна рука оказывается на свободе, но, вместо того, чтобы оттолкнуть, обвивает его шею.

– Чего хочешь ты? – Его глаза снова затягивает желтизна и я засматриваюсь, успев подумать, что ни разу за пятьдесят семь лет не целовалась с оборотнем. Как-то не приходилось, ведь все доступные были сплошь из Теней, а отношения у нас… не фонтан, в общем.