Ценный подарок (сборник)
Шрифт:
— Понимаю! Но сделаем посыл, что эту купюру взяла Жена, перетирая книги.
— Ложный посыл! Я тебе говорил, что Жена не касается моих книг. Сторублевку могла присвоить только ты.
— Я?! — покраснела философская Подруга, как краснеют обыкновенные женщины, когда их уличают во лжи. — Значит, вы утверждаете, — перешла она на «вы», что случалось с ней только в знак величайшей немилости, — вы утверждаете, что я — элементарная воровка?
— Может быть, и не совсем элементарная, потому что обыкновенные воровки не занимаются философией, а вы…
— Ах так! — вскричала ученица
Придя в себя, Муж-философ явился на кухню к Жене и сказал:
— Послушай, девочка, я прошу тебя, чтобы больше этой особы в нашем доме не было.
— Поссорились, — улыбнулась Жена, — ничего, я слышала, что с философами это тоже случается.
С тех пор не появлялась больше Подруга Жены в счастливом семействе, а философ-Муж, перебирая как-то библиотеку, обнаружил сторублевую бумажку в книге «О правде справедливости», а он по ошибке думал, что положил ее в книгу «О справедливости правды». Тотчас же он побежал звонить по телефону своей бывшей ученице, а она, обозвав его подлым мещанином, положила трубку.
Так закончилась философия с поцелуями, и по-прежнему продолжали жить интеллигентные супруги так, будто брак их был фигурным катанием на олимпийском уровне, и тихие ангелы летали над ними.
После конца
Большую часть жизни он провел в стране, где обычно жили многие знаменитые художники и куда приезжали другие учиться мастерству.
Он не нуждался в учителях. С ранних лет он стал мастером, имя его гремело по всему свету, каждый холст, написанный им, ценился на вес золота, рисунки его украшали сокровищницы прославленных музеев. Многие искали знакомства с ним, а он жил замкнуто. Круг его друзей был узок, мало кого он пускал в свою мастерскую и терпеть не мог советов даже близких людей.
Две жены его умерли — как болтали злые языки, не вынеся его тяжелого характера, — третья, еще совсем молодая, не верила этим злобным сплетням и жила с ним счастливо. Он не вмешивался в ее жизнь и не пускал в свою. Дети его выросли и разъехались по всему миру. «Слава богу, никто из них не стал художником, не занялся этим проклятым ремеслом», — думал он в часы творческих мук, которые бывали у него чаще, чем часы радостного труда.
Художник редко выезжал в свет, не любил бывать на званых обедах и ужинах, на дипломатических приемах и на премьерах сногсшибательных фильмов. Он был неразборчив в пище. Жена обижалась, когда он небрежно тыкал вилкой в диковинные блюда, которые она готовила с не меньшим вдохновением, чем он писал свои картины. Он не обращал внимания на одежду, изо дня в день ходил в широкой холщовой блузе, перепачканной красками, и вельветовых штанах. Но вот что странно: туфли у него были лакированные и с ними он не расставался даже в мастерской. В этом наряде бывал он и в избранном обществе, вызывая насмешки и ядовитый шепот у себя за спиной.
— Как он смеет появляться в таком виде? — морщился Франт.
— Им все позволено, — шипел Ханжа, — не удивлюсь, если он придет босиком.
— С этим нужно кончать! — злился Ревнитель нравов. — Власти должны запретить ему.
Может быть, власти прислушались
«Конечно, он талантлив и знаменит и еще не нуждается в покровительстве, но все проходит, одно уступает место другому, и, если ты не будешь мелькать там, где бывают нужные люди, ты можешь уйти в тень, а из тени очень трудно выбраться на солнце», — так думала она, а Художник писал картины и делал наброски.
Как-то один Меценат устроил бал, куда были созваны все, мелькавшие в сферах. Художник и жена не получили билетов. Жена знала, почему их не пригласили, и не могла смириться с этим. Шутка ли — такой богач, он мог купить по самой высокой цене полотна, все еще висевшие в мастерской Художника. Но как же поступить, чтобы они с мужем оказались на этом балу?
Бедная женщина пришла в отчаянье и постарела лет на десять — пятнадцать. Две недели она не причесывалась, не мазала губы, не клала тон на лицо, и можно было подумать, что это не жена знаменитого Художника, а деревенская прачка.
С распущенными волосами, в стареньком халате, в туфлях на босу ногу, бродила она по мастерской, а Художник не замечал ничего.
«Что же делать? Что делать?» — шептала жена. В глазах ее мелькали огоньки безумия.
Когда стало известно, что ни один врач не может справиться с этой ужасной болезнью, жена неожиданно вспомнила правила геометрии, которую учила еще в школе.
«Прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками на плоскости», — произнесла она, и через несколько дней в мастерской Художника появился высокий седовласый мужчина со строгим сухим лицом нотариуса и выправкой циркового наездника. Под мышкой он держал какой-то сверток.
— Милый, — сказала жена Художника таким ласковым голосом, каким она говорила, когда затягивала будущего мужа в свои сети, — милый, к тебе пришли.
— Что? — оторвался от полотна Художник. — Кто?.. Зачем?..
Окинув зорким взглядом незнакомца и не найдя в нем ничего интересного для своей палитры, он повернулся лицом к холсту и приказал жене:
— Убери его!
— Уважаемый маэстро, — вежливо сказал незнакомец, — я не собака и просил бы вас так не обращаться со мной. Я не позволю!
— Вы! — зарычал Художник. — Да известно ли вам, кто я такой? Мои картины украшают музеи мира, знатные персоны клянчат у меня полотна и наброски, как нищие корку хлеба.
Незнакомец молча измерил взглядом фигуру Художника с ног до головы, а затем с изысканной вежливостью произнес:
— Я знаю, маэстро. Кто же не знает вас. Но среди моих клиентов есть такие, которые, пожалуй, не снились вам. Недавно я имел дело с одним бывшим королем и чуть не спустил его с лестницы, когда он вздумал называть меня на «ты». Сказать откровенно, мне стало жаль его бывшую коронованную голову, такие сейчас встречаются все реже и реже.
— Бывший король? — удивился Художник. — И вы говорите, что это ваш клиент?