Ценный
Шрифт:
— Ало? — я отвечаю.
— Хлоя? — спрашивает низкий голос.
— Привет, Генри, — понимающе говорю я.
— Как ты узнала, что это я? — спрашивает он.
— Я знаю твой голос, глупый, — глубокий и маслянистый. — Как прошел полет?
— Ужасно, — стонет он.
Я сдерживаю смешок. Некоторые люди могут воспринимать Генри слишком буквально, но я знаю, что это не так.
— Рада это слышать. А отель?
— Унылый.
На этот раз я слышу юмор в его голосе и понимаю, что права. Он, похоже, раздражается. По крайней мере, такова моя теория.
— Очень
— Если ты настаиваешь.
— Да, — радостно сообщаю я. — С нетерпением жду этого.
Он издает недовольный звук, который, я знаю, означает, что он тоже взволнован. По крайней мере, я так это восприму.
— Ну, сегодня вечером у нас на ужин запланировано шоу, так что я подумала, что нам стоит порадовать их чем-нибудь необычным, — предлагаю я.
— Я ненавижу модное, — жалуется он.
— Точно, ненавидишь. Но пожалей меня. Я уже две недели ем на ужин бутерброды с арахисовым маслом и желе. Я изголодалась по чему-нибудь недоступному. Как насчет критериев? Это стейк-хаус в центре города.
Я бы не отказалась от сытного обеда, который поднимет настроение, особенно потому, что сегодня утром я обнаружила, что на банковском счету не достает пятнадцати долларов. Мое повышение прошлой осенью до менеджера по производству не приравнивалось ко многим оставшимся нулям, особенно когда арендная плата за кошмарную квартиру выросла до двух тысяч в месяц.
Генри минуту молчит, прежде чем заговорить снова.
— Давай пойдем на компромисс. Я найду место и обещаю, что там тебя будут хорошо кормить.
— У тебя есть под рукой телефонная книга или что-то в этом роде? — спрашиваю его с восторгом в голосе.
Я знаю, что у него нет мобильного телефона, и он уже говорил мне, что никогда не пользовался Интернетом. Очевидно, это не самый подходящий инструмент для спецназовца, который сейчас живет в уединенном доме в глуши.
— У меня есть Мэйсон. Мне не нужен Интернет.
— Что, черт возьми, такое Мэйсон? — спрашиваю я, совершенно растерявшись.
Генри улыбается мне одним из своих редких смешков, и мое сердце наполняется гордостью.
— Мэйсон — консьерж в отеле. Он может забронировать столик и все такое прочее. Мне заехать за тобой? — спрашивает он.
— На чем? — интересуюсь я.
Я не помню, чтобы в его планы поездки входил прокат автомобиля.
— Сегодня утром я попросил Мэйсона организовать мне поездку на автомобиле. Общественный транспорт в Лос-Анджелесе — это не то, что мне интересно.
Типичный Генри. Я думаю, что это скорее из-за того, что общество — это не то, что он хочет испытать, но я не говорю об этом вслух. Я качаю головой про себя.
— Хорошо.
— Хорошо. Мы можем поужинать в пять? Терпеть не могу, когда в ресторанах полно народу, — добавляет он.
Я тихонько фыркаю.
— Звучит примерно так. Я закончу в пять. Тогда ты сможешь заехать за мной.
Я продиктовала ему адрес студии, и мы повесили трубки. Впереди еще четыре долгих часа.
* * *
Странно строить планы с человеком, у которого нет телефона. Я не уверена, как он собирается предупредить меня о своем приходе, поэтому на всякий случай выхожу на улицу на десять минут раньше. Генри появляется в студии без двух минут пять. Я машу рукой, когда он подъезжает на сером джипе, и
Генри, по моему скромному мнению, особенно хорош собой. Он, вероятно, самый высокий из них, более шести футов ростом, и к тому же хорошо сложен. У него широкая грудь и мускулистые руки, мускулистая шея и идеально симметричное лицо. У него даже симпатичный нос — не совсем пуговка, но мягкой формы и как раз подходящего размера для его лица. На мгновение я задаюсь вопросом, где он взял деньги на аренду машины. Уж точно не в нашей относительно дешевой производственной компании. Мне ненавистна мысль о том, что он тратит на такую роскошь больше, чем нужно. За время своего пребывания на Аляске я узнала, что Порт-Провиденс нуждается в каждом долларе, который они могут собрать на закупку материалов для восстановления своей постоянно разрушающейся инфраструктуры и жилья.
— Генри, — окликаю я, когда он выходит из машины и обходит ее, чтобы поприветствовать меня.
К моему полному изумлению, он обнимает меня. На самом деле обнимает! Я не думала, что Генри любит обниматься. Конечно, за все время, что мы проводили вместе, я намеренно выводила его из себя, беря под руку и требуя больше «дай пять», чем это принято, но я никогда не ожидала, что он меня обнимет. И что еще хуже, я никогда не думала, что это объятие будет таким чертовски приятным. Я крепко сжимаю его, чтобы насладиться моментом.
— Я знал, что это было ошибкой, — ворчит он через несколько мгновений.
Я вздыхаю и сжимаю его крепче.
— Просто позволь мне это, — полушутя говорю я.
Генри издает тот ворчливый звук, который я так люблю, в знак протеста, но не отталкивает меня. Наконец, я отпускаю его, но продолжаю держать за его толстые руки.
— Дай-ка я тебя хорошенько рассмотрю.
Мой взгляд блуждает по нему, пока он закатывает глаза, давая понять, что недоволен моими выходками. Я отпускаю его и отступаю на шаг.
— У тебя уже появились седые волосы, — заключаю я.
Его взгляд прикован к моему, на лице негодующее выражение.
— От тебя пахнет тайской кухней.
Я и раньше жаловалась ему на это во время наших визитов, но все еще хмурюсь, услышав его подтверждение.
— Я знаю.
— Может быть, одна или две седины, — смягчается он. — Просто подожди, пока тебе не исполнится тридцать. С тобой это тоже случится.
— Считай, я предупреждена.
Мой тон уверенный, потому что у мамы до пятидесяти лет не было ни единой седины. Если меня в чем-то и осчастливили, так это в прическах. Генри открывает для меня пассажирскую дверь. Для человека, который любит жаловаться и пренебрегает правилами хорошего тона, Генри — воплощение джентльмена. Хотела бы я встретить здесь такого парня, как он. Не слишком ли многого я от него требую? Он что, какой-то единорог? Если бы это был единорог, он был бы в красной клетчатой рубашке с лосиным рогом вместо рога. Здесь, в Лос-Анджелесе, его одежда выделяется. Возможно, где-то в моде грубые темные джинсы и фланелевая рубашка, но здесь это определенно не норма. Тем не менее, я думаю, что он выглядит привлекательно.