Ценою в жизнь, или История Титаника
Шрифт:
Переводя тему ради успокоения, он заметил:
– Весьма холодная погода, не так ли?
– Да, так. Этот факт неоспорим, – проговорил Олимпик старший. – Но я уже давным давно не замечаю перепадов температуры, а в частности на континентах. Если говорить об океане, то воздух там гораздо холоднее, чем здесь.
– Очень досадно, что такой… – Титаник не смел продолжать далее, поскольку заметил на достроечной стенке что-то, весьма интригующее и интересующее.
Там, внизу, он увидел крохотное движение, напоминающее… людскую ходьбу? Он оказался прав – это действительно было человеческое движение. По рабочей тропе шла бригада, состоящая из нескольких человек. Они брели, едва перемещая колени, и цепляя руками складчатые, замусоленные рубашки. Все они являлись строителями,
Титаник немало удивился, наблюдая за маленькими существами. Те поковыляли в сторону знаний и вскоре слились с множеством их составляющих.
– О, я изумлен! – выдал лайнер, так и не договорив предыдущую фразу. – Олимпик, ведь это так интересно! Ты упоминал о строительстве, я застал рабочих вблизи. Мне вовсе неясно, каким образом такие маленькие руки способны создать нас с тобой?! Это просто невероятно!
– Я понимаю твою эмоцию, брат, – ответил Олимпик. – Действительно, очень удивительно, а в особенности для пароходов ребячьего возраста. Человек – умелое создание божье, и руки их – божьи руки. Они способны создавать гигантские механизмы, кои в тысячи раз превышают их рост! Они строят огромные города, творят, возводят памятники и скульптуры по своему образу… Все, что тебя окружает, и есть человеческих рук творение!
– Феерично! – только и смог произнести Титаник.
– Солидарен! – воскликнул пароход. – Потому нам следует чтить создателей своих, как самого Бога! Они дети Его, а мы же их дети. Этими руками кованы заклепки, высечено дерево для палуб, окрашен корпус… Будь добр с обладателями этих рук, Титаник! Будь уважительным и покорным, как к Богу! Ты понимаешь, брат?
– Да, Олимпик, – сказал лайнер, не зная, как правильнее всего стоит ответить. – Мне все ясно.
Тот продолжал:
– Конечно же забыл упомянуть в числе наших создателей и конструктора, то бишь отца… В частности именно его нужно почитать как своего господина невзирая на разнящиеся статусы.
– А кто же он есть? – поинтересовался Титаник.
–Кто наш отец? – Пароход призадумался, видно, формулируя мысль. – Думаю, тебе можно рассказать, ведь никто позже подсказать не пожелает. Его именуют господином Эндрюсом. Имя его – Томас, и я попрошу запомнить его на все дальнейшее время. Описание этого человека добавлять не следует, поскольку я думаю, что ты и сам его легко узнаешь. – Лайнер задумался вновь. – Знаешь, и тебе удостоилось получить на данный период времени достаточно почета. Помнишь ли ты, о чем я говорил вчера? Я обещал рассказать о твоем положении в обществе и, естественно, статусе. Думал ли ты уже на этот счет?
– Да, про то я размышлял, – признался Титаник.
– К какому же выводу ты пришел? – спросил Олимпик.
– Если говорить напрямую, то я решил, что мы с тобой принадлежим к аристократическому обществу, как ни крути, – ответил пароход. – Верно ли?
– Все верно! – подтвердил лайнер. – Но все же есть одно несоответствие. Понимаешь… к людям и нашего рода аристократам следует относиться, как я и говорил, с уважением. Но я с гордостью упоминаю, что и все в округе будут относиться к тебе соответственно, а всё потому что господа провозгласили тебя королем!
Эта новость ошарашила пароход. Недоуменным взглядом он оглядел родственника, а тот, невзирая на эмоцию собеседника, продолжал:
– Да, именно так! Ты король! А подарили тебе такой статус за твои габариты и рошкошь, коих не имеется у других лайнеров подобного класса. Несмотря на то, что мы с тобой практически идентичны, возвышения удостоился именно ты! То обуславливается некоторыми поправками в строении корпуса. Так что смело можно считать тебя немногим лучше самого первого парохода «Олимпик-класса»!
Титаник даже не понимал, какие чувства испытывает. С одной стороны стоило радоваться, но с другой возникала некоторая ошеломленность, спровоцированная неожиданностью. На фоне этого странного ощущения он попытался представить себя королем, но то, увы, оказалось безрезультатным. Пароход смотрел на брата, ища взглядом любой помощи в сложившейся ситуации.
Второй лайнер наконец обратил внимание на ошарашенность брата, поэтому постарался его успокоить:
– Нет, нет, не стоит пугаться своего положения. Быть королем – не значит иметь великие обязанности и богатые привилегии. Все довольно просто. Я помогу тебе, рассказав все правила хорошего этикета. Но! Для начала запомни, что самое главное в твоем статусе – не впускать гордость в собственную душу. Это не принцип "его величества"! Учти всего несколько простых слов и придерживайся их на протяжении всей своей жизни: «роскошь только для людей, а для судов все едино!» Послушайся брата, дабы можно было продолжить твое дальнейшее воспитание как аристократа и короля!
Теперь же Титаник ощутил заботу от такого родного для него беседчика. Дорогой брат, конечно, был неизвестен и настолько отдален по характеру и темпераменту, что возможная помощь с его стороны вызывала только неуверенность. Однако тот постепенно открывался пароходу душой, и никоим образом не желал вселять в него свои принципы. Титаник не стал противоречить Олимпику и его словам, а даже слегка улыбнулся.
– Да, я понимаю тебя, – сказал первый пароход. – Поэтому соглашусь и приму твою поддержку. В конце концов я, некомпетентный лайнер, на данный момент не способен понять тонкости королевского языка. Что ж, – как ты и говоришь обычно – прошу донести столь необходимую мне информацию.
Взглядом Олимпик совершил действие, означающее удовлетворение в сторону собеседника. Он продолжил:
– Каковы бы не были эти правила… Я имею ввиду, каковы бы они не были принципиальными и до невозможности нравоучительными, их необходимо соблюдать. Я готов дать тебе все нормы этикета, но уверен ли ты, что сможешь принять их в таком объеме?
Титаник повел взглядом, как бы задумавшись, а затем выдал:
– Я уверен! Уверен в своих силах.
– Что ж, «как бы не было коварно, я распутать все готов»! – такими поговорками богат язык представителей более низших классов. Но сейчас мы говорим не о том, мой уважаемый «Олимпиец»! Поскольку ты по своим собственным словам готов к прослушиванию моей лекции, то я, пожалуй, перейду к самой сути. – Он сделал немногозначительную паузу. – Я являюсь членом аристократического общества и я знаю все, что необходимо знать тебе. Поверь, задача эта не такая уж и сложная, а, напротив, выполнить ее можно по щелчку радиоаппаратуры. Суть правильного поведения любого аристократа состоит в том, что ко всем окружающим, будь то интеллигент или простой работник, следует относиться с уважением. Аристократ заслуживает почтения, суда второго и третьего классов заслуживают вежливости. Среди первого класса необходимостью является демонстрация гордости и чести. Но это ни в коем случае не значит, что ты обязан распахивать двум последним двери в свою душу! Я повторяюсь, это неприемлемо! Запомни, Титаник: все суда – личности, которые напрямую связаны с господами людьми и водами нашего необъятного мира. Потому нельзя относиться к буксирам и меньшим кораблям, словно к рабам. Ясно ли тебе это?
– Да, мне все ясно, – немногословно подтвердил пароход.
– Тогда я продолжу, – ответил родственник. – Как я и говорил, быть вежливым к представителям низших классов обязательно! Но! Спрашивать у собственника про сам класс строжайше запрещено! Говорить про это, а тем более выискивать какие-либо недостатки также не рекомендуется. То будет выглядеть, точно ты возвышаешь себя на фоне бедных рабочих, топя их в болоте угнетения. Это удручающе! Не будь горд собой, брат! Уважение прежде всего! Знаешь ли ты… Ох, нет! Ты явно не знаешь, что является залогом уважения. Я объясню. Все кроется в простом, всем известном обращении на «Вы». Да, я, кажется уже говорил об этом. Это обязательное правило, которое должно быть известно в первую очередь каждому интеллигену. Второй ли, третий класс общества… Не важно! Норма обязана соблюдаться. Исключения составляют только те личности, что являются тебе родными и близкими сердцу. Добавлю в пояснение, что последнее мое выражение есть некое олицетворение людского чувства. Но сейчас то не столь важно.