Центровая
Шрифт:
Дик взял старт, но с места в карьер рвануть не успел. Дверь в комнату вдруг распахнулась.
– Твою мать! – услышала я голос Медяка.
Меня охватила такая эйфория, как будто сам ангел спустился с небес. Я чуть не задохнулась от счастья, когда несколько раз подряд ударила карающая молния. Запахло порохом и смертью, но мое ликование только усилилось. Дику и Прохе воздалось по заслугам, и за это я должна была благодарить Медяка.
– Чего пялишься? – в бешенстве заорал он. – Пошел вон отсюда!
Он прогнал
– Я думал, с ума сойду, пока тебя искал, – сказал он.
Я разрыдалась у него на груди. Знал бы Медяк, что со мной здесь вытворяли! Конечно, он все прекрасно понимает, но не отталкивает меня от себя. Потому что любит по-настоящему. А Слава меня бросил из-за какой-то мелкой обиды. Ну, послала я его сгоряча, и что с того?
Нет, не любит меня Слава. Иначе я здесь не оказалась бы. Он увез бы меня в Москву, и не было бы ничего.
Но Славы нет, зато есть Медяк. Он спас меня, и ему все равно, что здесь со мной произошло. Я осталась в живых, и это для него самое главное.
– А я тут с ума сошла, – кое-как уняв рыдания, сказала я.
– Ничего, я верну тебя в чувство. – Он подхватил меня на руки, вынес из дома, посадил в машину.
Там Медяк прижался ко мне, носом зарылся в мои волосы, жадно вдохнул их запах. Мне стало очень спокойно и тепло.
– Мы нашли твою машину, стали выяснять, вышли на Проху. Он тебе за Оксану предъявлял, да? – спросил Медяк.
– За Оксану. – Я вздохнула.
Фактически я ответила за нее, но какой смысл об этом говорить? Тем более что я сама во многом виновата. Я раскаялась, ответила и не испытывала никакого желания возвращаться к прошлому. Хватит с меня.
– Он говорил, что с тобой разобраться хочет. Его сестра слышала, нам сказала. Мы за ним проследили. Ты сама видела, что дальше было.
– Спасибо тебе!
– Да ладно, сочтемся.
Я догадывалась, что нужно Медяку, хотя точно не знала. Может, после Дика и Прохи он уже не захочет взять меня, утешает, чтобы затем вычеркнуть из своей жизни? Но если вдруг я не ошибаюсь, то двери для него открыты. Если Медяк хочет, я отблагодарю его. Только не сегодня. Впрочем, если он пожелает этого даже прямо сейчас, то я его не прогоню.
– Про Проху мы только вчера узнали, – сказал Медяк.
Я вздохнула. Мне уже все равно, как именно он вышел на этого ублюдка.
– А до этого к Славе Кречету ездили, – выдержав паузу, сказал он.
Мне полагалось изобразить равнодушие. Слава отвернулся от меня.
Я не должна была думать о нем и все-таки не удержалась от вопроса:
– И что?
– Мы думали, что ты с ним.
– Пошел он к черту!
– Да?.. – Медяк, как мне показалось, обрадовался. – Он
Все-таки женился Слава на своей Лизе и тем самым плюнул мне в лицо. Но это меня почему-то не возмутило. Взволновало другое. На мне ведь тоже клейма теперь ставить негде. Неужели Медяк бросит меня за это?
– Любит, потому и женился, – через силу выдавила я.
– У каждого козла свой огород, – со смешком заявил Медяк.
– А ты меня любишь? – спросила я.
– Это ты к чему?
– Мой огород тоже вытоптали. Ты же не бросишь туда камень?
– Камень – нет, не брошу. Как насчет палки?
– Грубо!.. – Я вздохнула.
– Я всегда такой, когда ты меня заводишь. Слышь, я так соскучился по тебе!
На мне было покрывало, а под ним – одна только футболка. Медяк решил этим воспользоваться. Он стянул свои джинсы, посадил меня к себе на бедра.
Не хотелось бы мне сейчас, но ведь я сама его завела. Не надо было наводить его на тему о камнях и палках. Но назад уже не повернешь. К тому же я должна была его отблагодарить.
Я так и поступила и даже получила от этого удовольствие. Не столько физическое, сколько душевное. Оказывается, это приятно, отвечать добром на добро.
Выпученные глаза, пьяная ухмылка, вонь перегара!.. В бригаде сухой закон, за бухло Медяк штрафовал пацанов или даже наказывал кулаками, зато сам закладывал за милую душу. Ну да, он же центровой, ему можно все.
Сегодня он конкретно под бухом. И если бы только это! На воротнике у него я увидела следы губной помады.
– Чего уставилась? – грубо спросил он. – Да, вмазал с пацанами, что здесь такого?
– Пацаны губы красят? – спросила я и невесело усмехнулась.
Может, я и не сломалась, но прогнулась под Медяка глубоко. Он и меня к рукам прибрал, и фабрику.
Медяк будил меня утром, в постели делал на мне зарядку. Потом я шла готовить завтрак на него и охрану, вечером занималась ужином, а на ночь раздвигалась под ним как последняя подстилка. Так мы и жили. Как ни странно, мне это даже нравилось. Я обабилась, перестала стремиться к головокружительным высотам и про фабрику почти забыла.
Раньше Яблоков был моим заместителем, но сейчас он главный, а я на вторых ролях. От меня уже мало что зависит. Яблоков это понял, поэтому нахамил мне. А я смолчала, потому что за ним стоял Медяк. Но все-таки я бываю на фабрике, потому что дома с тоски можно сдохнуть. Правда, в пять вечера за мной приходит машина с охраной, и я уезжаю домой – наводить порядки, готовить ужин как всякая баба, которая ждет мужа.