Центровая
Шрифт:
– Так нельзя! – зарычал он вдруг.
– Только так и можно. – Я покачала головой.
Самоед был нашим бригадиром, и в память о нем я не могла лечь с Медяком. На этом я и выезжала.
– Все пацаны знают, что мы с тобой спим! – зло сказал Медяк.
– Важно не кто как думает, а как оно есть.
Многие в бригаде действительно верили в сплетни, которые распускались с подачи Медяка. Это меня угнетало. Мало того что этот козел на голову мне сел, так он меня еще и опустил. Такое положение вещей не могло не злить, но сейчас мне было
– Я имею на тебя такие же права, как и Самоед.
– Это ты так думаешь.
– Как я думаю, так и должно быть. Мое слово – закон! – рыкнул он.
Я повернулась к нему спиной, не закрывая за собой дверь, прошла в комнату и свет включать не стала.
– Ты можешь меня изнасиловать, – на ходу сказала я. – Только учти, я буду сопротивляться.
Медяк ожесточенно прошипел что-то мне вслед и повернул назад. Не хотел он брать меня силой, и я была ему за это признательна. Может, я и отблагодарю его за это. Но только не сегодня. Сейчас я просто хотела спать. Пусть мне приснится Слава, раз уж я не могу жить с ним.
Увы, но я слишком боялась Медяка, чтобы уйти к Славе. Он ведь страшно зол на Кречета, и ему ничего не стоит убить его. Он застрелит Славу, если я вдруг уйду к нему. Да и меня тоже.
Да и не могла я уйти к Славе. Где он? Почему не дает о себе знать? Может, ему хватило тех ночей, которые мы провели вместе, чтобы разлюбить меня? У мужиков так бывает – сначала страсть, а потом отвращение. Вдруг его тошнит от меня, а я буду ему навязываться? Нет, я девушка гордая, вдобавок не особенно умная и с каждым днем становлюсь все глупее.
Да, я действительно тупела под крышей у Медяка, но мысль об этом не помешала мне заснуть.
Охрана у меня будь здоров – Медяк со своими бойцами плюс Бугай. Только вот от фабрики до бара мне пришлось ехать одной. Бугай в больнице с аппендицитом, а замены ему пока нет. Можно было Медяку позвонить, он прислал бы кого-нибудь из своей свиты, но мне не хотелось к нему обращаться. От его бойцов меня уже тошнило. Да и чего мне бояться, если я уже почти никто в панфиловской системе? Кому я нужна? К тому же мещерские уже успокоились. Да и ствол у меня за поясом.
Поздняя осень, темнеет рано. Еще семи нет, а за окном уже темно. Фонари не светят. Все бы ничего, но машина вдруг задергалась и остановилась. Я глянула на топливный датчик – стрелка показывала половину бака, значит, с бензином без проблем. Тогда что? «Девятка» у меня почти новая, какие могут быть поломки?
Машина не должна была сдохнуть, но, увы, стоит она, родимая, без движения и никаким уговорам не поддается. Неподалеку от дороги райсобес, там есть телефон, и я могу позвонить Медяку в «Оазис». А еще лучше пешком дойти до бара.
Я вышла из машины, глазами нащупала в темноте тропку, по которой и выбралась на тротуар.
Да и вообще, с каких это пор я стала бояться темных закоулков? Что со мной происходит? Что за деградация?
Я отбросила от себя малодушные мысли, решительно перешагнула через лужу. До улицы Огарева осталось совсем чуть-чуть, когда с нее навстречу мне свернули два парня. Они шли спокойно, без резких движений, о чем-то негромко разговаривая между собой. Я слышала их голоса, но не узнавала. Незнакомые личности не могли не вызвать подозрения, поэтому я тихонько достала из-под куртки пистолет.
Ствол я держала в опущенной руке, и парни его даже не видели. Признаков агрессии они не выказывали, а когда мы поравнялись, выстроились в шеренгу, освобождая проход. Я прошла мимо первого – ничего. Второй тоже не думал нападать на меня. Все произошло, когда я возвращала пистолет на место. Кто-то нагнал меня, схватил сзади за шею и стал душить.
Очнулась я в машине. Руки связаны, ноги тоже, на голове какой-то мешок. Сознание тяжелое, вязкое, липкое как смола, язык онемевший, но это не помешало мне испытать чувство радости, хоть и смутное. Я ведь думала, что меня задушат, но нет, опомнилась. Хотя и не факт, что буду жить дальше.
Машина куда-то ехала. Дорога ровная, почти без ухабов. На передних креслах сидели те самые парни, которые набросились на меня на узкой дорожке. Они о чем-то переговаривались, курили.
– Эй, что за дела? – закричала я и ударила коленками по спинке переднего сиденья.
– Гляди, брыкается! – Кто-то паскудно хохотнул.
– Вы кто такие?
– А ты?
– Марго я!
– Ага, королева Марго! – Парень засмеялся.
– Ты, урод, панфиловским ответишь! Вас братва за меня на британские флаги порвет!
– Ты что там, центровая? – В этом вопросе я не уловила ни малейшего почтения к своей персоне, хотя парень явно знал, кто я такая.
– Теперь ты понял, как попал?
– Нет, это ты попала. Мне хорошо известно, кто ты такая, Марго. Поэтому ты здесь. Оксану Макарчук помнишь? Ты из нее проститутку сделала.
– Я сделала?!
Я поняла, о ком шел разговор. Из-за этой Оксаны и началась история с мещерскими. Это она Грина обула, из-за нее Медяку в табло прилетело. Никто не знал, где девчонка теперь пряталась.
– Ну а кто?
– Не я это!
– Она же на тебя работала? Да. Значит, ты.
– Не я!
– Слышишь, Дик, отмазывается! Я не я, и пошли вы все. Только дураков нет, Марго. Ты втянула Оксанку в грязное дело и ответишь за это.
– Вас же, козлов, уроют!
– Слышишь, Дик, она тебя на «вы» и по фамилии называет. В почете ты, Дик, у братвы.
– Я-то, может, и в почете, – отозвался Дик. – А ее братва терпеть не может.
– А чего так?
– Да шлюха она, Проха, конченая.