Цепная Лисица. Цепной Койот
Шрифт:
Чем ближе я к берегу, тем ярче мой свет. На голове появляются светящиеся лисьи уши, за спиной – три белых хвоста. На звериных лапах полукружия ногтей и острые клыки в узкой пасти.
Чернильные воды то и дело налетают роем игл, но разбиваются о мой свет. Краем глаза я вижу, что одна игла всё-таки проникла сквозь барьер. Кусочек тьмы оборачивается пауком и вцепляется в мою спину.
Даже такой маленький клочок тьмы – тяжёлый, словно груда камней, он тянет
Но тут раздаётся рык, и путь преграждает огромная, светящаяся изнутри белая медведица. Волны отступают, медведица укрывает меня от тьмы, делится светом. Она плывёт рядом, готовая прикрыть от любой беды.
Я вижу вдали берег. Он блестит и переливается, как алмазная пустыня. Там, среди света меня ждёт второй спутник – лохматый чёрный пёс.
Наконец океан позади, мы идём все вместе, но я едва переставляю ноги. На спину мне давит кусочек тьмы, что тяжелее самой тяжёлой ноши. Я чувствую, как он забирается под кожу, и вместо тёплого света в груди разрастается льдистая чёрная дыра. От холода я едва могу двигаться.
Белая медведица толкает меня в спину, пёс тянет вперёд за загривок. Они пытаются помочь, как вдруг оба начинают реветь от боли. Тьма, что я несу, коснулась их тоже. Въелась в глаза, делая их пустыми и тёмными, как потухшие угли. Мёртвый океан позади смеётся. Чернота внутри ширится.
Боль пронзает грудь. Там, где только что белела шерсть и билось сердце, зияет дыра. Мой свет осыпается звёздной пылью. Мертвенный холод ползёт от ладоней к локтям, плечам, перехватывая горло.
Мир темнеет. Это слепнут мои глаза. Смеётся океан. Медведица и пёс скулят, слепо тыкаясь носами мне в шею. Наугад веду их, надеясь, что выход близко. Это похоже на игру: “Холодно – горячо”.
Вокруг теплеет… теплеет…
***
Я проснулась от жуткого холода. Форточка была нараспашку. Пока закрывала её, сон успел расплылся зыбкими образами. Мне казалось, я уже видела его и не раз, но так и не смогла запомнить.
Ежась, натянула свитер, заварила горячего чая. И только после пары кружек, смогла, наконец, заснуть.
Сцена 7. Узы
В пятницу на улице внезапно потеплело, город изнемогал от влажной осенней духоты. Окна автобуса, в котором я ехала, покрылись капельками пара, так что люди за ним превратились в размазанные тени. Шарф я сняла, он змеёй свернулся на моих коленях.
“Дурацкая погода! Никогда не знаешь, во что одеться,” – обречённо думала я. Вспотевшая спина сегодня напрягала меня куда сильнее, чем звериные морды и хвосты, что ещё раз подтверждало аксиому “Люди ко всему привыкают”.
Я беспокойно ёрзала на сиденье, поглядывая то в окна, то на “Узы”. К ним я ещё привыкнуть не успела. Струйка света лилась из моей груди, точно вино из пробитого шилом бочонка. Теперь, когда я была далеко от Койота, она снова сузилась до толщины нити, пульсировала в такт биению сердца. Расширялась, когда я вдыхала воздух и опадала при выдохе. Было ощущение, словно с другой стороны за нить дёргали, подгоняя поскорее пройти по свечению, чтобы оказаться как можно ближе к Койоту. Может, об этом он говорил, когда упоминал влияние Уз?
“Ну! Чего еле тащишься!” – мысленно ругалась я на ни в чём не повинный автобус.
Автомобильная пробка едва ползла. Я поглядела на часы. Времени было навалом, но меня не покидало чувство, что я везде опоздала. Ради успокоения, даже сверилась с online-часами в интернете. Всё было верно, даже секунды совпадали. В чём-то это было сродни вечернему заглядыванию в холодильник, только наоборот. Как если бы, открывая дверцу, вы думали, что уж теперь-то еда оттуда точно исчезла.
Когда автобус подъехал к нужной остановке, я уже извелась от нервов. Койот обещал встретить меня перед занятиями у входа в универ. Какова вероятность, что он решит появиться там на час раньше?
Стоило подумать об этом, как дверь автобуса наконец-то открылась. На остановке стоял хмурый Койот собственной персоной. От удивления я так и застыла на месте, забыв сделать шаг наружу.
Хорошо, что только я. Староста подался навстречу, совсем не вежливо сжал мою руку и дёрнул так, что я полетела на него, как безвольная кукла. Двери позади закрылись, автобус тронулся.
– Ты чего такой грубый? Я бы и сама вышла, – проворчала я, вывернувшись из вынужденных объятий, и вдруг заметила, что нервозность, которая преследовала меня всю дорогу, куда-то испарилась. Узы светились ярче прежнего.
– Как себя чувствуешь? – спросил Койот, внимательно оглядывая мою Лису. Та встревоженно водила носом. Удивительно, но синяки на лице Павла уже побледнели и были едва заметны. Может, это была ещё одна особенность Зрячих?
– А ты? Как себя чувствуешь? – вернула я ему вопрос. – Выглядишь встревоженным.
– Ещё бы! – рыкнул он, явно чем-то недовольный. – Не привык, знаешь ли, вскакивать ни свет ни заря из-за кретинского желания немедленно увидеть малознакомую Лису!
Да уж, у него были причины злиться. Но не он один тут страдал!
– Мне, конечно, страшно жаль, что твой режим сна из-за меня нарушен. Но давай посмотрим правде в глаза – ты сам влез в разборку с охотниками. Я тебя не просила.
– А я не просил привязывать меня долбаными Узами! – Койот яростно потёр переносицу. – Ладно, проехали. Я понимаю, что ты не виновата. Просто не выспался. Да и эта светящаяся штука, торчащая из груди, напрягает. – Он направился ко входу в универ, но вдруг остановился и кисло произнёс:
– С этой минуты мы любим друг друга до тошноты, помнишь?