Цепная реакция
Шрифт:
На лестничной площадке обнаружилась веселая компания: двое разухабистого вида молодых людей и молоденькая, лет семнадцати, девчушка в короткой юбчонке. Девчушку Вика видела впервые, остальных знала хорошо. Местные начинающие алкоголики легкого поведения.
– Викуля, а мы к тебе! – сверкнул металлическим зубом один из парней, демонстрируя бутылку портвейна. – Тот самый вкус… И закусон имеется. Жорик, покажи тете фокус!
– Ап! – воскликнул Жорик и достал из-за спины банку соленых огурцов. –
– Вообще-то я вас не приглашала, – хмуро заметила хозяйка, загораживая проход в квартиру.
– Так ты нас и раньше не приглашала, – продолжал улыбаться парень, придерживая дверь носком ботинка. – Ик-спромт, так сказать… Давай, отворяй! Не морозь публику.
– Раньше – это раньше. А теперь – все! Грейтесь в другом месте.
– Ты что, заболела?
– Наоборот! – отрезала Вика. – Выздоровела…
Пинком откинув ногу непрошеного гостя, она захлопнула дверь прямо перед его носом.
– Леш… Леша! Ты жив?
Быков проснулся и открыл глаза. Над ним стояла мать и трясла его за плечо.
– В два просил разбудить, а уже половина третьего. Я в магазине была, только вернулась… Есть будешь?
– Буду, мам.
Мать исчезла на кухне.
Лехе приснилась бывшая жена. Она трясла перед его носом испачканным костюмом и букетом антуриумов. Кричала, что он испортил свадебный костюм, а цветы купил мужские. И какая же он после этого неблагодарная скотина, сломавшая ей жизнь. Леха пытался объяснить, что это нечаянно, а с букетом его обманули, но жена не унималась. Но тут в скандал вмешалась мать, разбудив сына.
Оборотень в погонах встал с ложа, потянулся и лениво ткнул кулаком в боксерскую грушу, висевшую на фоне армейского плаката «Никакая девушка не обнимет крепче строп парашюта». Потом, глянув в зеркало, состроил зверское выражение и отправился в ванную.
Через десять минут он, вымытый и выбритый, аки огурец, уже сидел на кухне.
– Сынок, это, конечно, не мое дело… – Мать положила со сковородки в тарелку порцию жареной картошки. – У тебя из-за музея неприятностей не будет?
– Какого музея?
– Ну, ты же говорил, что к профессорам внедряешься. Которые краеведческий музей ограбить хотят…
– А-а-а… Ну внедряюсь. А почему у меня должны быть неприятности?
– Так ограбили же музей! В новостях показывали. Ворвались в масках и все самые ценные экспонаты унесли.
– Да ладно, мам, – поморщился сын. – Утка желтая. В нашем музее ценных экспонатов нет. Среди картин, во всяком случае. Копии сплошные. Кто их воровать станет?
– Не знаю… Но по телевизору разве врут? А профессора твои? Зачем музей грабить собрались, если ценностей нет?
– Люстра в вестибюле висит, бронзовая. На нее, наверно, глаз положили, – прожевав, нашелся наконец искусствовед. – Если в скупку сдать, тыщ на сто потянет. Все, спасибо!
– Не поел совсем, – расстроилась мать. – И не отдохнул толком, после суток-то…
– Некогда. Ждут меня.
Олигарх только вытащил из кармана брелок, чтобы открыть арендованный джип, как его дружелюбно окликнули.
– Минуточку, коллега!
Леха обернулся, автоматически сжав правый кулак для смертоносного удара.
– Старший лейтенант Никифоров, уголовный розыск, – представился подошедший к нему невысокий парень и предъявил удостоверение.
– Да мы знакомы, вообще-то… Чего хотел?
– Поговорить.
– Слушай, давай завтра, а? Сегодня, ей-богу, некогда.
– Можно было б завтра – я бы по телефону позвонил. А надо сегодня. И не просто сегодня, а прямо сейчас. Причем на нашем поле, если не возражаешь. Просто показать кое-что хочу…
Быков бросил взгляд на часы, раздраженно сплюнул и кивком головы указал Никифорову на пассажирское сиденье.
По пути он попытался выяснить, чем может быть интересен, но уголовный опер не ответил, он рассматривал торпеду джипа с таким видом, будто это была неизвестная картина Рафаэля.
Войдя в кабинет, Никифоров жестом указал Быкову на стул возле одного из столов. Над столом висел отпечатанный на компьютере плакат: « Вам плохо? Ломит суставы, сводит мышцы, раскалывается голова? Мы поможем вам! Подпишите признательные показания – и все закончится…» Противоположную стену украшало предупреждение: «Чупа-чупс вызывает привыкание».
Опер уселся напротив и кивнул на очки, торчавшие из нагрудного кармана пиджака оборотня:
– Что, со зрением проблемы?
– Есть немного.
– А как же ты в СОБРе служишь? Там ведь метко стрелять надо.
– Очередями стреляю, по силуэту. Или на звук… Давай по делу, а? Меня ждут.
– А мы как раз по делу. У меня приятель в «наружке» работает. Так он говорит, что внешность лучше всего именно детали меняют. Очки надел, галстук повязал – и совсем другой человек. Не узнать…
Никифоров замолк, ожидая реакции спецназовца. Реакции не было.
– Слушай, а конь твой сколько стоит? – сменил тему сыщик-детектив. – Если не секрет…
– Он не мой. А цену могу у хозяина спросить, если надо. Старик, к чему все эти подводки?
– Да так, любопытно… А что не твой, так это понятно. В смысле, что не на тебя зарегистрирован. Но ездишь-то ты… Да и бог с ним, с джипом этим. Давай, действительно, ближе к делу! Тебе компания «Коттеджи на заказ» знакома?
– Нет.