Цепная реакция
Шрифт:
Словом, все складывалось не так уж и плохо: тупые рубоповцы искали мифических бандитов, следователь явно потерял острый актуальный интерес к морально выдержанному и дисциплинированному эксперту Собцовой; Леха наверняка трясся от страха в своей деревне, боясь нос высунуть в столицу, а происки Зинаиды были надежно нейтрализованы действиями ревизующих ЭКО инстанций.
Настораживал, правда, тот факт, что всем сотрудникам ЭКО предложили в связи с серьезностью случившегося пройти проверку на полиграфе, и, поскольку противиться такому предложению никто не стал, согласилась на данную процедуру и Людмила, предварительно выпив пузырек успокоивающего нервы настоя валерьянки.
Отслужив не один год в милиции, она и ведать не ведала, какими методами вводится в заблуждение хитрый прибор, который обслуживали четверо молчаливых и вежливых мужчин непонятной ведомственной принадлежности. Пятый мужчина, сидевший у нее за спиной, мерным голосом задавал вопросы.
Каверзные, надо сказать, вопросы! Поначалу нейтральные, расслабляющие, типа: любите ли вы птичек? — а после — внезапно-конкретные и очень грамотно сформулированные.
Один из вопросов: “Участвовали в совершение преступления родственники вашего мужа?” — словно опалил сознание Людмилы, и, произнося в тон дознавателю отчужденное “Нет”, она одновременно с ужасом осознала, что, кажется, непоправимо прокололась…
Однако, сняв с нее датчики, персонал, сохраняющий таинственную невозмутимость, вежливо с ней распрощался, на кокетливый ее вопрос: “Сильно ли я волновалась?” — ответили добродушной рекомендацией смело идти на работу и спокойно трудиться, а, поделившись впечатлениями с сослуживцами, Людмила выяснила, что аналогичные вопросы задавались и им. Что, в общем-то, опять-таки, успокаивало…
Последнюю неделю в городе стояла влажная, удушающая жара, и в обеденный перерыв Людмила ходила домой — съесть тарелку ледяной окрошки из холодильника и насладиться прохладным душем.
В очередной раз обронив рассеянно кивнувшей Зинаиде, что задержится после перерыва на полчасика, Людмила заперла кабинет и отправилась знакомой улицей к высившейся над кронами старых тополей кремовой двенадцатиэтажной башне своего дома, заглядывая под тряпичные навесы продуктовых палаток и прицениваясь ко всякой всячине.
Купила сочную летнюю клубнику, свежий домашний творог и деревенские, заботливо выращенные овощи…
Ранее в подобных деликатесах она себе отказывала, но сейчас с удовольствием тратила четыреста долларов, позаимствованных на умеренные бытовые роскошества из тех похищенных пятидесяти тысяч, чьи номера не фигурировали в документах ЭКО.
Укладывая в сумку провизию, не без раздражения подумала о раздолбае-муженьке, воспринимающим недавнее появление разносолов в семейном рационе, как некую данность. Хотя в последнее время супруг проявлял некоторые целенаправленные усилия в поисках халтуры, уходя из дома утром и возвращаясь каждый вечер пусть с мизерным, но заработанным гонораром.
Приняв душ, она едва успела надеть халат, как вдруг раздался звонок в дверь.
В криво и сплюснуто искаженном оптикой дверного “глазка” пространстве общего коридорчика, увиделась девочка в легком, свободного покроя платьице.
— Что вам надо? — неприязненно спросила Людмила, отирая полотенцем намокшие пряди.
— Я ваша соседка с нижнего этажа, — проворковал юный ангельский голосок. — У вас что-то с трубами, нас заливает…
Собцова механически отодвинула стопорную задвижку, высунувшись в коридор.
И тут же, не успев рассмотреть лицо неведомой соседки, из-за спины которой внезапно вынырнули двое доселе сидевших на корточках громил, получила увесистый толчок в грудь, под горло, и, упав навзничь, проскользила спиной по линолеуму, стукнувшись головой о ножку серванта.
В следующий момент в ошеломленном сознании запечатлелся скрип петель запираемой двери, ведущей в квартиру, грубые руки подхватили ее под мышки и швырнули на диван.
— Заорешь — пристрелю, сучка! — донеслось хриплое предупреждение, и в плавающей перед глазами мути сначала возник направленный ей в лицо пистолет, а после — дегенеративная, плохо выбритая физиономия с тусклыми белесыми зенками и пористым носом бандита лет сорока.
С завороженным испугом она вглядывалась в его угрожающе отвисшую челюсть, впалые щеки, короткую стрижку-кляксу жиденьких, тронутых сединой волос.
Потерянно осмотрелась, узрев выворачивающего ящики серванта молодого плечистого парня лет восемнадцати, одетого в светлую футболку и в джинсы, из-за пояса которых выглядывала рукоять револьвера.
Из кухни донесся звон посуды — видимо, там орудовала расторопная малолетняя девица, сыгравшая роль приманки.
Приблизив к ней страшную рожу, потраченный временем ублюдок, изрыгавший из слюнявой пасти смрадное дыхание, развязно спросил:
— Где деньги, тварь?
— Какие деньги? — пискнула Собцова жалобно. — Я на зарплате, муж не работает… — Тут она уяснила, что халат распахнулся, и бандит откровенно рассматривает ее грудь. Поправила одежду, судорожно подоткнув ворот под подбородок и сцепив на нем пальцы.
— Во, правильно, — одобрительно наклонил бугристый череп подонок. — А то на вымя твое зырить отвисшее — с души воротит… — И смачно сплюнул мутной, с зеленью слюной в любовно оттертый от пыли экран телевизора.
Комментировать такое определение своих женских прелестей Людмила не решилась, хотя почувствовала себя в немалой степени уязвленной.
— В общем, слушай, коза драная, — продолжил бандит размеренным тоном. — Леха нам все ваши сопли размотал. Видишь пушку? — Качнул перед носом Собцовой пистолетом. — От твоих задумок к нам пришла. Не узнаешь? Ну и не надо. А вот с деньгами Леху ты прокатила круто. Сказать, сколько сперла? Одних рублишек на пятьдесят тысяч баксов… Мы ведь все знаем, нас на мякине не проведешь… А потому, — убрал пистолет в карман, — помощь тебе звать не резон, не будет тебе никакой подмоги. Уяснила? Тебя спрашиваю!
Людмила механически качнула головой, выражая вялое согласие.
— Не, шмоном ничего не добьемся, — обратившись к старшему бандиту, промолвил румяный переросток, с озлоблением пнув носком кроссовки распотрошенный ящик серванта с нитками и вязанием. — Придется гладить тетю утюжком… Или тетя не даст себя жадности погубить? — Он раскрыл валявшийся на тумбочке кошелек Людмилы, вытряхнул его содержимое, составленное из мелкой рублевой наличности, на ковер. Произнес вопросительно: — Остатки мусорской зарплаты?